– Ну, и зачем тебе всё это? За справу, как у них говорят, денег отвалил немеряно, а мы не такие уж богачи, чтобы ими разбрасываться.
– Я, между прочим, и сам работаю… – вспылил зять, и у неё не нашлось слов возразить ему.
А недавно Маргарита услышала, как Семён просил денег у Германа для своей организации. Маргарита в это время случайно оказалась за дверью комнаты, где зять говорил с мужем, и чуть не упала, услышав сумму – миллион! Она не утерпела, влетела в комнату, пригрозила мужу:
– Если отвалишь такие деньжищи на всяких ряженых, то оба катитесь из дома!
В тот раз Герман замял разговор, сказав жене, что и не собирается никому помогать – ради чего? Но сам на другой день по-тихому отдал зятю сто тысяч и предупредил:
– Более не подходи ко мне с такими вопросами! И вообще зря ты с ними связался!
– Ну почему же? Они за Россию бьются, за её процветание!
– Мы все за неё бьёмся, только каждый по-своему. У них свой уклад, своя философия, во многом благодаря им Россия прирастала Сибирью и Дальним Востоком – это так, но, с другой стороны, у них явно прослеживается своя особинка: волю они любят, ради неё готовы на многое. Царь в своё время дал им её, освободил от крепостничества, но, как известно, бесплатный сыр только в мышеловке. Так и с казаками: царь им волю, а они за него обязались жизнь положить. Почему Троцкий устроил крестовый поход на них после революции?! Да потому, что они демонстрации разгоняли, маёвки, а рабочих нагайками секли.
– Но и Родину защищали!
– Царя они защищали, участвуя в войнах, а хоть одно сражение самостоятельно выиграли? Всё в складчину, всё с кем-то. Конечно, не отнять их служение царю, но из-за этого гонения на себя навлекли. Доныне плачутся, что, мол, раскулачивали их нещадно! А что, разве крестьянам, а по-казачьи «мужикам», меньше досталось? Просто «мужики» терпеливые и обиды особо не помнят. Так что всё сложно.
Семён промолчал, лишь подумал: «Тебя самого давно раскулачивать пора!»
Недавняя семейная стычка мало-помалу Германом забылась, да и не тот день сегодня, чтобы вспоминать негатив. Вот и теперь, когда застолье успокоилось, шумную Виолку – белую и пушистую, родители отправили спать, вскоре и сами ушли отдыхать, а Маргарита, убрав со стола и перемыв посуду, не забыла укорить мужа, сказав в тысячный, наверное, раз, что давно пора завести горничную, на что Герман ответил в тысячу первый, что рано им показывать себя сильно обеспеченными людьми.
– Не показываешь – спокойнее спишь, дорогая моя жёнушка.
– Ладно, это можно понять и согласиться, а зачем занимал осенью у двоюродного брата тысячу долларов? Что хотел этим показать?
– Что хотел, то и показал всей родне, которая, чуть что, – сразу с поклоном: «Герман Михайлович, помогите, одолжите…» И одалживал, и часто не получал возврата. А теперь несколько месяцев никто ничего не просит. А кто и попросит, то легко могу сказать, что сам в долг живу. Временно, но в долг. И напомню о брате, у которого занимал тысячу и пока не отдал.
Маргарита неопределённо покачала головой и отправилась в душ. Понежившись и освежившись, пошла к мужу; наклонившись к ночной лампе, тот читал финансовую газету и отложил её, увидев жену. Когда она улеглась рядом, обнял и вздохнул:
– Эх, Рита-Маргарита, роза ты моя благоухающая, неужели я дожил до таких лет?! Даже не верится! Будто вчера бегал по улицам родного села, и вот – будьте любезны: полтинник!
