– Обычно на дне рождения тосты говорят гости, – уже в микрофон вещает Палыч с гитарой в руках, – но у нас повелось по-другому. Встречаешь Новый год живой – будь добр сказать слово. Поэтому всем, кто несет службу вместе со мной, я хочу выразить самую искреннюю благодарность и попросить ребят лишь об одном: просто не забывайте жить. Здесь и сейчас. Не оглядываясь на прошлое и не гадая, настанет ли завтра.
А затем Палыч запевает про огонь, без пощады палящий, и друзей самых настоящих, которые всегда подставят плечо. Душевно поет, бьет по больному. Пока меня не накрыло, я осторожно касаюсь Юны, которая одна осталась стоять у стола, все уже под сценой завывают.
– Если хочешь уйти, сейчас самое время.
Один кивок, две крупные купюры, брошенные на стол, подхваченные куртки, и я увожу Юну сквозь толпу за собой. На улице вдыхаю свежий воздух, мозг перезагружается, и я отчетливо понимаю, что не хочу ее отпускать. Холодная ладошка греется в моей вечно горячей руке.
– Машина в пяти минутах, прогуляемся? – я не спрашиваю, скорее, предупреждаю, но мой голос тонет в шуме дождя, обрушившегося с неба.
Одежда стремительно намокает, и я ожидаю от спутницы чего угодно, сам уже собираюсь стартовать с места. Но Юна просто закидывает голову к небу и смеется, а я неожиданно не могу оторваться от нее. Ни взглядом, ни кожей.
8. Глава 8
Юна
Ramil’ – Ангелом
Я отсчитываю время сорвавшимися с неба каплями. Вот одна, вторая, третья падают и стекают по лицу Феда. Сейчас он не Дым, другой. Таким я его еще не видела: без привычной брони, улыбающимся, с искрящимся взглядом, который устремлен вверх. Теплым таким.
Я ведь патологически сторонюсь мужчин, уже много лет не подпускаю никого близко к себе, потому что мне было очень больно. Да и вообще зачем? Но сейчас пожарный стоит так близко. Я могу в темноте различить серебряный блеск его глаз.
На моих губах остается привкус дождя. Он шпарит без остановки, а я касаюсь холодной ладонью пылающей щеки и, не сдерживая себя, смеюсь. Наверное, это погода на меня так действует, других объяснений не вижу.
– Пойдем, – слышу я едва ли не затерявшееся в стуке дождевых капель, которые нападают все яростнее, жалят, затекают за шиворот.
Фед на мгновение сжимает мои пальцы сильнее, будто бы увлекая за собой.
– Мы испортим твою машину, – я упираюсь, – мы же мокрые, как…
– Это не твои проблемы. Пойдем, – говорит, но не двигается. Смотрит и не моргает.
Я тоже стою. Лоб и глаза заливает, отчего их начинает нещадно щипать.
Он первый выходит из транса, тянет меня за руку. После пары шагов мы ускоряемся вместе, несемся по лужам, а льет все сильнее. Я, кажется, промокла до нитки, замерзаю под порывами холодного осеннего ветра.
В машину, которая стоит на парковке у «Норы», мы прыгаем одновременно. Под громкий стук моих зубов Фед включает печку и радио, где Александр Маршал поет ливню, мол, лей и не жалей, еще ветром окна бей. Наши взгляды пересекаются, и мы одновременно прыскаем от смеха – это разряжает обстановку. Потому, когда выруливаем и меня спрашивают адрес, где оставила Лису, я так спокойно называю улицу, дом, а после расплываюсь по сиденью с подогревом.
Мы едем довольно быстро, дорога почти пуста. Не мудрено, в это время все отдыхают или по домам, или по заведениям. Только такси иногда мелькают на встречной полосе, да заблудившиеся в ночи пешеходы неспешно вышагивают по зебре. Тишину в салоне нарушает лишь приятная мелодия без слов. Казалось бы, мне следует расслабиться и получать удовольствие, но меня то и дело бросает из жара в холод и обратно.
