– Ничего, и так тоже можно. Ты, главное, банку за пазухой всё время держи, в тепле. Она там оттаивать будет.
Глеб брал кисть в руки и старательно выводил на бумаге густые мазки. Однако получалось неравномерно: один конец листовки оказывался промазан клеем почти сплошь, в то время как другой оставался практически чистым.
– Ничего, держаться будет, – говорил он, с силой прижимая листовку к стене дома.
Партийцы обрабатывали город быстро, и уже через несколько дней листовка с фотографией Лимонова красовалась на доброй половине улиц 250-тысячного Дзержинска. Вечерами, возвращаясь обратно на «вписку», они не отказывали себе в удовольствии полюбоваться изображениями вождя, в столь короткий срок сделавшимися здесь столь многочисленными.
На «вписке», куда съехалось уже два десятка человек из самых разных городов, Глеб чувствовал себя как рыба в воде. Известие о том, что руководство КПРФ отказалось снимать своего кандидата, на рядовых партийцев особого впечатления не возымело. Большинство из них вообще придавало мало значения подобным вещам.
– Выставили – и чёрт с ним! – резюмировал общее настроение Глеб, едва об этом узнав. – Лимонов всё равно всех круче.
Вечером того дня, когда из «бункера» сообщили эту неприятную новость, Елагин устроил на «вписке» собрание. Партийцы битком набились в большую комнату и расселись в ней на пол, окружив его плотным кольцом. Некоторым места не хватило, и они остались стоять в дверях, вытягивая оттуда шеи поверх чужих голов.
Не тратя время на вступление, он сразу заговорил о главном:
– Ребята, не надо падать духом. От этих политических проституток иного ожидать и не приходилось. Зюганов очень дорожит своими отношениями с Кремлём и, собственно, этого не скрывает. Кремль не простит ему поддержки Лимонова в какой бы то ни было форме, и Зюга это прекрасно осознаёт. Его решение выставить здесь в Дзержинске своего кандидата – это сугубо шкурное решение. То, что зюгановцы поступили именно так, только лишний раз доказывает, что наша организация движется единственно правильным, атакующим курсом. Не они, а мы сейчас по праву находимся в авангарде всей оппозиции в России. Да, помимо неослабевающего пресса властей и спецслужб нам придётся теперь выдержать ещё и конкуренцию с КПРФ, и это будет трудно. Но я уверен, что мы выйдем из этой ситуации с честью. Потому что у нас есть то, чего нет не только у Зюганова, но и у всех остальных политических сил в России: у нас есть партия. В прямом, подлинном понимании этого слова. Мы – сообщество людей, добровольно выбравших себе общую судьбу. И мы готовы идти до конца, ибо знаем, что на весах истории глубокая вера нескольких сотен «людей длинной воли» оказывается стократно весомее ленивого конформизма тысяч обывателей. В нас есть эта вера. И не только в победу на этих выборах, но и в нашу окончательную победу.
Притихшие партийцы слушали внимательно, с не по-юношески серьёзным, почти взрослым выражением лиц. В их молчаливой сосредоточенности, в обращённых к нему взглядах угадывалось многое: глубокая, искренняя вера, жажда борьбы, жгучая страсть.
– Всё зависит только от нас, – повторял Елагин вновь и вновь. – Сейчас наступил как раз тот момент, когда судьба не только этих выборов, но и дальнейшая судьба организации зависит от каждого из нас. От каждого. От его выдержки, воли, веры в конечный успех.
Однако Серёгу не особенно взбодрила такая речь, и он по-прежнему продолжал ворчать едва ли не по любому поводу. Даже сдобренный сахаром чай, который они с Глебом обильно глотали, стремясь затушить в горле пряную остроту «доширака», казалось, не поднимал ему настроения.
