— Да как ты смеешь так со мной разговаривать? — цедит она сквозь зубы. — Жизнь каждой из вас теперь в моих руках! Если мне не понравится ваш взгляд, вы мигом вылетите из гарема! Вышвырну, как поганых собак! А ты! — она тычет в мою сторону пальцем. — Ты сейчас выйдешь отсюда, сядешь в машину Малиха, и пусть он делает с тобой все что пожелает. Потому что нашему господину ты не подходишь! — она плюет под ноги. — Девка!
— Не надо! Прошу вас! Умоляю! Не надо! Пускай не в гарем! В служанки меня возьмите! Я все умею делать! Меня мама научила! Умоляю вас!
Я дергаюсь и вырываюсь, но служанки неумолимо двигаются на выход, волоча меня за собой. Тут в комнату вбегает невысокая проворная девушка, одетая так же, как и женщина, которая велела меня увести, с тем только отличием, что на ней более скромные украшения. Она быстро подбегает к женщине и, наклонившись к ней, что-то шепчет. Та поворачивает голову и осматривает строй девушек.
— Кто из вас Амира? — грубо спрашивает она, даже не глядя на меня.
— Это я! — выкрикиваю, всхлипнув.
Она поворачивается ко мне лицом и, не сводя взгляда, говорит девушке:
— И «это» ты хочешь подать господину? Ты в своем уме, Хая?
— Но таков приказ Шуджи, госпожа Лутфия.
Эта Лутфия теперь наклоняется к уху Хаи и что-то быстро шепчет, кивая в мою сторону. Они обе периодически бросают на меня взгляды, о чем-то переговариваясь, а я уже в который раз умираю внутри от страха. Хорошо хоть служанки перестали тянуть меня на выход, а это, наверное, значит, что меня оставят, так ведь?
— Я все умею делать! — повторяю я. — Не выбрасывайте меня!
Хая, прищурившись, смотрит мне в глаза.
— Где твоя покорность? — спрашивает она. Но в ее голосе слышится больше заинтересованности, чем злости.
— Простите, госпожа, — тише отзываюсь я, склоняя голову. — Я просто очень испугалась.
— Все, говоришь, умеешь?
Я киваю.
— Например?
— Я могу убирать, стирать, готовить, за детьми присматривать. Что угодно! — Отвечая, делаю несколько нерешительных шагов в их сторону, потянув вцепившихся в меня служанок. Другие девушки за моей спиной начинают перешептываться. — Пускай я не попаду в гарем к господину Заиду, — продолжаю уже тише, — но я могу быть полезна в хозяйстве. Пожалуйста, не отдавайте меня Малиху.
Хая медленно моргает, как будто пытается продемонстрировать мне, что я все делаю правильно, и это подбадривает меня. Хоть один нормальный человек в этом холодном доме.
— Я могу перестилать постели, мыть полы, подметать…
— В двадцать первом веке уже есть пылесосы, — обрывает меня Лутфия, но уже не так злобно.
— Ими я тоже пользоваться умею. И гладить тоже, и пыль вытирать. А в натирании серебра мне нет равных. И я очень трудолюбивая, совсем не знаю лени. Могу трудиться целый день.
Замолкаю, чтобы перевести дыхание. Я перечисляла свои достоинства — половина из которых абсолютнейшая ложь — так быстро, что начала задыхаться. Лутфия снова переводит взгляд на Хаю и смотрит на нее, слегка вздернув бровь.
— Под твою ответственность. Но я буду внимательно наблюдать. Первый проступок — и девка окажется на улице. — Потом поворачивается ко мне и подается вперед, понижая голос. — О происшествии молчи. Никому ни слова. Хоть немую из себя строй, но не смей говорить правду, иначе отрежу язык. Тебя подлечат, и с понедельника ты должна приступить к своим обязанностям. Чтобы я не слышала ни слова о тебе. Ни хорошего, ни плохого. С этого дня ты — тень гарема. Безликая и молчаливая.
