Карина засияла милейшей улыбкой, встала, подошла к Еве и обняла её. Градус доброты зашкалил, и тепло разлилось по моей груди.
– Слушайте, а давайте поедим! – оживилась Ева, выпуская Карину из объятий. – Мы ещё не обедали, будешь с нами?
Я тоже успел проголодаться, поэтому с ответом не раздумывал:
– Буду! Только пойду руки помою. Куда идти?
Карина сразу вызвалась помочь:
– Давай я покажу.
– Нет уж! – запротестовала Ева, поднимаясь с кресла. – Я сама всё покажу. Знаю я таких: лишь бы наедине остаться.
Она посмотрела на нас строгим взглядом учительницы, а затем рассмеялась:
– Ладно, шучу: делайте, что хотите. Просто надо выдать тебе полотенце, а то там общее не висит. Пойдём.
В ванную мы пошли втроём, как на экскурсию. По пути Ева зашла в свою спальню за полотенцем, и я ненароком туда заглянул. Карина подметила мой интерес:
– Классная спальня, да? – спросила она.
Комната была просторной и с минимумом мебели: кровать, комод, прикроватный столик и несколько декоративных полок с изящными нефункциональными мелочами.
– Ага! – ответил я, вспоминая свою спальню, которая теперь казалась старой коробкой, забитой ненужным хламом. – Только не пойму, где все эти… девчачьи штуки?
Точнее сформулировать я не мог, но перед глазами ещё стоял дом девушки, с которой я встречался раньше, и её гора косметики, кремов и непонятных устройств для наведения красоты.
Ева уже шла к нам с полотенцем в руках:
– А зачем мне они? – строго спросила она. – Я что, недостаточно красива сама по себе?
Она говорила с болезненным напором, и я сообразил, что вступил на зыбкую почву феминизма, в котором ничего не понимаю.
– Ты красивая, – пробормотал я, теряясь.
Ева ткнула в меня полотенцем:
– Вот и правильно: я красивая. Держи.
И тут я заметил, как уголки её губ слегка подрагивают, сдерживая улыбку.
– Ладно, Форс, – расслабилась она. – Над тобой весело прикалываться. Вот всё это барахло, без которого мне не жить.
Она сделала несколько шагов к стене и открыла в ней незаметную дверь, за которой была комнатка с зеркалом, подсветкой и полочками с кучей баночек, тюбиков и коробочек.
– Святая святых, – гордо представила Ева. – Её видит только тот, кто оказывается здесь.
Она указала на огромную двуспальную кровать в середине комнаты и продолжила:
– Так что теперь ты обязан…
– Ну, хватит! – вмешалась Карина, отчего Ева залилась озорным хохотом. – И как мне тебя знакомить с новыми друзьями?
– Я идеальная проверка, – заявила Ева, приближаясь к нам и жестом показывая выметаться из её спальни. – Недаром говорят: скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты. Они смотрят на меня и понимают, осилят общение с тобой или нет. А ты остаёшься белой и пушистой.
Они продолжали перешучиваться и смеяться, пока я мыл руки. Когда я вернулся в гостиную, часть которой была отведена под кухню и столовую, Ева с Кариной крутились у плиты.
– Джай, ты суп на мясном бульоне ешь? – спросила Ева.
– Ем.
– Отлично! Я вчера вечером сделала очень вкусный суп.
– Это правда, – подтвердила Карина, нарезая укроп. – Я ночью съела тарелку – еле удержалась, чтобы не заглотить ещё одну.
– А козий сыр ешь? – продолжила опрос Ева.
– Ем.
– Тогда вот держи доску, нож и сыр – порежь, как тебе нравится.
Сыр я резал очень аккуратно, чтобы не упасть в грязь лицом перед двумя девушками. Дома я рублю как попало, а тут решил блеснуть и сделать ровные тонкие кусочки. Поэтому Карина закончила резать укроп и другую зелень для салата гораздо быстрее, чем я справился с тремястами граммами сыра. Пока Ева отвернулась к плите, помешивая суп и тушёные овощи, Карина подошла сзади и обхватила меня руками за пояс, прижавшись к спине. Нож застыл на полпути через сыр, и всё моё внимание ушло в места касания с телом Карины. Какое блаженство!
