– Я только сегодня поняла, какой ты ублюдок, сынок, – продолжала она, сжимая ружьё, свою исповедь.
– Ты из-за какого-то выжившего волчонка готов пришибить сына. Твоя гордыня, твой гнев, чёрная душа не дают тебе покоя. Это нельзя исправить. Пусть я умру, но Стенька будет счастлив, без тебя!
Ружьё медленно клонилось дулом к земле, но Зоя Георгиевна приподняла его выше и продолжала.
– Твой отец умер, потому что родился ты, рыжая бестия! Он мог бы смириться с тем, что ты не похож на него, но его нутро чувствовало отвращение к тебе. Ты отвергал его и сам, вы были чужими. Это ты убил его, сволочь!
– Убери ружьё! – прошипел Фёдор, но женщина только крепче сжала его в руках.
– Ты и Полину убил! – с дрожью в голосе и с горькой обидой продолжала мать. – Она не смогла бы покончить с собой, потому что любила сына!
Она снова подняла опустившееся вниз дуло ружья. Фёдор молча слушал мать, продолжая держать Стеньку ниже плеча.
– Будь проклята моя жизнь! – с этими горькими словами Зоя Георгиевна нажала на спусковые крючки, но оглушительная тишина повисла над посёлком. Выстрела не последовало, ружьё было не заряжено.
Фёдор ещё несколько секунд смотрел на пару чёрных ноздрей ствола, потом посмотрел на мать. Она стояла босиком с распущенными до пояса седыми волосами и отсутствующим взглядом смотрела на ствол ружья. Фёдор отпустил Стеньку, который тут же упал на колени и на руки, пытаясь отползти в дальний угол сарая. Той же рукой, которой только что держал сына, он схватился за ствол ружья и резко дёрнул на себя. Мать отпустила руки, её тело пошатнулось, ноги в коленях подогнулись, и она упала на землю. Фёдор, держа в одной руке ружьё, а в другой портупею, гордо возвышался над распростёртым телом матери.
-20-
«Скорая» прибыла через полчаса, медики успели спасти женщину. Её погрузили на носилки и поместили в машину. Когда серое пятно УАЗа скрылось за поворотом, Фёдор вернулся в дом и достал бутылку водки. Чувствовал ли он вину или испытывал угрызения совести – это вряд ли. Он выполнил то, что должен был сделать нормальный человек, но этот случай не вписывался в рамки «нормального». Он не взял бы трубку телефона и не набрал 0-3, если бы не вспомнил про Стеньку, наблюдающего за ним из-под верстака в дальнем углу сарая. Он бы оставил мать лежать тут до утра, чтобы наверняка, но ему пришлось поднять её на руки и отнести в дом. Положив её на кровать, он вернулся к сараю и подобрал ружьё.
– Иди в дом! – рявкнул Фёдор, но никто его не услышал. Сарай был пустым.
На следующее утро в посёлке узнали о случившемся. Клавдии Ивановне позвонили в сельскую поликлинику, чтобы уточнить подробности карты больной. Так стало известно, что поздно вечером Зою Георгиевну доставили в больницу райцентра с инфарктом. Её удалось спасти только потому, что женщину будто судьба не отпускала на тот свет. По рассказам медиков, забравших женщину на «скорой», она всю дорогу до больницы держала медсестру за запястье и не отпускала до самой операционной. «Казалось, что она что-то не успела сделать», – говорили они.
Клавдия Ивановна позвонила Оле в магазин, а там уже и весь посёлок узнал о случившемся. Несмотря на то, что Зоя Георгиевна редко показывалась на людях, её помнили и любили многие. О событии узнал весь посёлок, но только причина трагедии так и осталась тайной, притаившейся за оградой Дементьевых.
Марина продолжала ухаживать за волчонком, делая ему перевязки. Кровотечение полностью прекратилось, все раны подсохли, и перевязку решено было прекратить.
