– Да, да, пожалуйста, войдите.
Забыв закрыть дверь, она торопливо провела сенатора в комнату и, придвинув стул, пригласила его сесть. Брэндер пожалел, что так смутил ее.
– Не беспокойтесь, миссис Герхардт, – сказал он. – Я просто проходил мимо и решил заглянуть к вам. Как здоровье вашего мужа?
– Спасибо, он здоров, – ответила она. – Ушел на работу.
– Значит, он нашел место?
– Да, сэр, – ответила миссис Герхардт; она, как и Дженни, не решалась сказать, что это за работа.
– И дети, надеюсь, все здоровы и ходят в школу?
– Да, – ответила миссис Герхардт.
Она сняла фартук и смущенно теребила его.
– Это хорошо. А где Дженни?
Дженни как раз гладила белье; заслышав голос гостя, она бросила утюг и доску и убежала в спальню, где теперь поспешно приводила себя в порядок, боясь, что мать не догадается сказать, будто ее нет дома, и не даст ей возможности скрыться.
– Она дома, – сказала миссис Герхардт. – Сейчас я ее позову.
– Зачем же ты ему сказала, что я тут? – тихо упрекнула Дженни.
– А что же мне было делать?
Они не решались выйти к сенатору, а он тем временем осматривал комнату. «Грустно, что столь достойные люди живут в такой нужде, – думал он, – хотелось бы как-то им помочь».
– Доброе утро, – сказал он, когда Дженни наконец нерешительно вошла в комнату. – Как поживаете?
Дженни подошла к нему и, краснея, протянула руку. Его приход так взволновал ее, что она не могла вымолвить ни слова.
– Решил зайти и посмотреть, как вы живете, – сказал сенатор. – Дом неплохой. Сколько же у вас комнат?
– Пять, – ответила Дженни. – Вы извините, у нас беспорядок. Мы сегодня с утра гладили, поэтому тут все вверх дном.
– Понимаю, – мягко сказал Брэндер. – Неужели вы думаете, что я этого не пойму, Дженни? Не надо меня стесняться.
Он говорил так же спокойно и дружески, как всегда, когда она бывала у него, и это помогло Дженни прийти в себя.
– Пусть вас не смущает, если я еще как-нибудь загляну к вам. Я буду вас навещать. Мне хотелось бы повидать вашего отца.
– Вот как, – сказала Дженни. – А его нету дома.
Но пока они разговаривали, Герхардт со своей пилой и козлами как раз появился у калитки. Брэндер увидел его и тотчас узнал по некоторому сходству с дочерью.
– А вот и ваш отец, если не ошибаюсь, – сказал он.
– Неужто? – отозвалась Дженни и выглянула в окно.
Герхардт, поглощенный своими мыслями, прошел мимо окна, не поднимая глаз. Он поставил козлы у стены, повесил пилу на гвоздь и вошел в дом.
– Мать! – позвал он по-немецки, потом, не видя жены, подошел к двери и заглянул в столовую.
Брэндер встал и протянул ему руку. Сутулый, жилистый немец подошел и пожал ее, вопросительно глядя на незнакомца.
– Это мой отец, мистер Брэндер, – сказала Дженни; чувство приязни к сенатору помогло ей победить застенчивость. – Папа, это мистер Брэндер, тот самый, что живет в отеле.
– Какая, простите, фамилия? – переспросил Герхардт, поворачиваясь от одного к другому.
– Брэндер, – сказал сенатор.
– А, да! – Герхардт говорил с заметным немецким акцентом. – После болезни я неважно слышу. Жена про вас поминала.
– Я решил зайти познакомиться с вами, – сказал сенатор. – У вас, я вижу, большая семья.
– Да, – сказал отец семейства; он вспомнил, что на нем потрепанный рабочий костюм, и ему хотелось поскорее уйти. – Шестеро ребят, и все еще не пристроенные. Вот она – старшая дочка.
В комнату вошла жена, и Герхардт поспешил воспользоваться случаем:
