В книге Джо разъяснял спасительность Новой сделки и важность переизбрания Рузвельта для закрепления успехов в борьбе с кризисом. Особое значение имело то, что писал это успешный бизнесмен. Тем жестче он критиковал «фанатичные, слепые и иррациональные предрассудки», мешавшие «финансовой аристократии» поддержать реформы, основанные на фундаментальных ценностях Америки: свободе, частной инициативе и равенстве возможностей. Он приветствовал Рузвельта, утверждая, что «у государства нет более благородной задачи и более высокой обязанности, чем забота о нуждающихся гражданах».
И задавал оппонентам простой вопрос: зачем голодному выборы?
А недругов президента звал «новыми Бурбонами». Для многих эти слова звучали странно в устах дельца, разбогатевшего на рискованных, а то и сомнительных сделках. Ну, а Рузвельт назвал книгу «крупным вкладом в экономическое и политическое образование» американцев.
Джо становился видной фигурой. Отстаивая политику Новой сделки, он являл образец политика и бизнесмена с убеждениями – наследника славных традиций демократической партии.
С другой стороны, он не был совсем чужд консерваторам. Уж такой это был человек: с одной стороны, дружил с кардиналом Пацелли – будущим папой Пием XII – и крайне правым медиамагнатом Херстом, а с другой – с людьми Рузвельта Томом Коркораном и Беном Коэном; в частной жизни был ирландцем-католиком, а в бизнесе и политике играл по правилам янки-протестантов.
Что ж, похоже, это мало беспокоило Джо. У него были убеждения, была позиция. Но они не были просты. Как не был прост он сам. Он понимал, что в глазах многих является чуть ли не аферистом. Но знал и о том, что многие его черты и свойства оправдывал успех. Такова психология американцев. Его беспокоило одно: деловые и политические элиты, в среде которых ценили простоту и одномерность, не принимали Джо полностью.
Но, несмотря ни на что, он шел свои путем. Продолжал дело отца. И не только в бизнесе. Джо стал лидером второго поколения клана. Династии, начало которой положил Патрик.
И он – Джозеф Кеннеди-старший – принял миссию утвердить этот клан в американской политике, поручив в этом главные роли своим наследникам – четвертому поколению американских Кеннеди.
– Сэр… – за дверью стоял доктор, а рядом горничная.
– Да, доктор.
– Мистер Кеннеди, сэр! Все в полном порядке. У вас родился сын.
– Как чувствует себя миссис Кеннеди?
– Хорошо. Насколько это возможно. Хотя ей пришлось немало потрудиться. Она у вас молодец!
– Благодарю. Прекрасно.
Джо одернул жилет.
– Я могу видеть ее и мальчика?
– Да, сэр. Но, думаю, лучше обождать.
– Да, конечно… Роуз, должно быть, очень слаба. Пожалуйста, передайте миссис Кеннеди мою душевную признательность. Скажите, что я нежно ее люблю. Мы увидимся завтра.
– Да, сэр.
Дверь затворилась. Джозеф Кеннеди обратился к распятию. Перекрестился открытой ладонью слева направо, как принято у католиков, и молвил: «Слава Тебе, Господи! Благодарю тебя, Матерь Божия!» В миг молитвы голос его дрогнул.
Утром 29 мая 1917 года Джозеф Кеннеди увидел своего второго сына.
И нарек его Джоном.
Главную роль в своем сценарии отец отводил старшему сыну Джо.
Он рос крепким, смышленым мальчиком. А главное – был старшим сыном.
Во-первых, несмотря на весь свой либерализм, Джо-старший был верен ирландским традициям, держался старых, испытанных правил: первым среди детей должен быть старший сын. Во-вторых, в его голове уже начал складываться стратегический план утверждения клана Кеннеди в высшей элите Америки. И он распределял детей по местам именно в этом проекте.
