Присядь, присядь, любезный братец мой!
Для нас с тобой дни танцев уж прошли.
Не помню, сколько времени я провела за чтением, но когда наконец переплыла бумажное море, на улице уже проснулись птицы. Теперь я понимала связь между бумагами в маминой шкатулке: все это были дошекспировские версии «Ромео и Джульетты». Текст, датированный 1340 годом, вообще не был художественным произведением, а скорее походил на описание подлинных событий глазами очевидца.
Еще не появившийся на страницах собственного дневника маэстро Амброджио, судя по всему, лично знал людей, ставших прообразами одних из самых трагических фигур мировой литературы. Хотя описанное им пока ничем не напоминало бессмертный шедевр Шекспира, нужно учитывать, что между реальными событиями и творением Барда прошло два с половиной века и сюжет успел пройти через множество рук.
Сгорая от нетерпения поделиться новостью с тем, кто сможет оценить ее по достоинству – ведь не всякому понравится, что много веков миллионы туристов приезжают искать балкон и могилу Джульетты не в тот город, – сразу после утреннего душа я позвонила Умберто на мобильный.
– Поздравляю! – воскликнул он, услышав, что я очаровала президенте Макони и он отдал мне мамину шкатулку. – И насколько ты разбогатела?
– Понимаешь, – замялась я, посмотрев на бумажный ворох на кровати, – сокровище, по-моему, не в шкатулке, если оно вообще существует.
– Конечно существует, – возразил Умберто. – Иначе к чему твоей матери хранить ларец в банке? Ищи внимательнее.
– Тут такое дело… – Я на секунду замолчала, соображая, как это сказать, не выставив себя идиоткой. – По-моему, я прихожусь какой-то родней шекспировской Джульетте.
Нельзя винить Умберто за искренний смех, но я с трудом подавила раздражение.
– Звучит, конечно, глупо, – продолжала я, прерывая его веселье, – но иначе почему у нас одинаковые имена – Джульетта Толомеи?
– Ты хотела сказать – Джульетта Капулетти, – поправил меня Умберто. – Жаль выводить тебя из приятного заблуждения, но, боюсь, это вымышленный персонаж…
– Разумеется, вымышленный, – перебила я, пожалев, что вообще начала этот разговор. – Но все выглядит так, что у трагедии были реальные прототипы… Ладно, проехали. Что у тебя нового?
После разговора я решила заняться письмами двадцатилетней давности. Наверняка в Сиене найдутся ныне здравствующие люди, знавшие моих родителей и способные ответить на все вопросы, от которых неизменно отмахивалась тетка Роуз. Однако, не зная итальянского, трудно было определить, кто писал – друзья или родственники. Единственным ключом стало обращение «carissima Diana»[22] и подпись – Пия Толомеи.
Развернув карту города, купленную накануне вместе с разговорником, я некоторое время искала адрес, указанный на конверте, и наконец нашла крошечную площадь Кастелларе. Дом Пии Толомеи оказался в самом центре Сиены и контрады Совы, моей исконной территории, недалеко от палаццо Толомеи, где я встречалась вчера с президенте Макони.
Если мне повезет, эта Пия Толомеи по-прежнему живет там же, где и двадцать лет назад, отличается словоохотливостью, мечтает поболтать с дочерью Дианы Толомеи и достаточно крепка рассудком, чтобы помнить о чем.
