Е. П. Дурново (Эфрон). История и мифы - страница 21

А. Я. Трупчинская помнила дом деда не только по рассказам матери. Она некоторое время жила в нем трехлетней девочкой после возвращения родителей из-за границы в 1886 г. и позже, уже после смерти бабушки.

П. А. поселил дочь с детьми во флигеле из двух небольших комнат, к которому вела обсаженная старыми липами дорожка.

За домом располагался обширный двор с конюшнями и каретными сараями, где дети с интересом наблюдали то за поваренком «в белом, а на голове шапочка блином», выбежавшим из кухни (она в подвале) с большой кастрюлей в погреб, то за конюхом, который долго «водит по кругу двора большую красивую лошадь, чтобы она остыла после езды по городу».

Рассказывала Анна Яковлевна и о том, как протекала в этом доме, к которому «уже редко подъезжали кареты и коляски», тихая и спокойная жизнь двух стариков, ее дедушки и бабушки. По ее словам, они целыми днями сидели в диванной у окна за столом друг против друга и «смотрели в переулок, редко перекидываясь отрывочными фразами».

«Бабушка в черном бесформенном шелковом платье. На голове у нее наколка из черных же кружев. Расплывчатая улыбка блуждает на ее крупном лице с выдающейся вперед нижней губой. Большие выцветшие глаза тусклы. На лице тупая покорность».

У дедушки – «горделивая военная осанка, строгое лицо с большими карими глазами и тонкий орлиный нос. Прическа черных с проседью волос и бакенбарды делают его похожим на висящий здесь же портрет императора Александра II. Дедушка в красивом бархатном халате, они бывают у него разных цветов: зеленый, синий, лиловый. На голове ермолка цвета халата».

День у стариков точно распределен. Если погода хорошая, то перед обедом П. А. «дергает звонок за шелковый шнур с кистью на конце» и дает почтительно появившемуся лакею приказание подать лошадей. Он выезжает на прогулку «в военном мундире и в пальто на красной подкладке». Дедушка часто брал с собой на прогулку Анну и Елизавету Петровну, но «никогда не выезжал вместе с бабушкой». Они катались в коляске или карете вдоль бульваров, изредка – в Сокольниках. «Потом опять то же кресло у окна. Кроме газеты «Правительственный вестник», дед годами перечитывал одну и ту же французскую книгу – это жизнь Наполеона I»[43].

О первых годах жизни Дурново в Москве Анна Яковлевна (со слов Е. П.) рассказывала тоже довольно подробно. Здесь он «совсем отошел от жены», которую «подавлял не умом или знаниями, так как в этом он уступал ей, а умением владеть собой». «Его любили в аристократическом кругу за такт, корректность, хороший тон. Его слово было всегда кстати, он не хотел выделяться, форснуть, но никогда не пресмыкался, не унижался. Никогда на его красивом лице не появлялось самодовольной улыбки. Когда он говорил с низшими по рангу и положению, лицо его выражало снисходительность и доброту, в обществе равных он был утонченно вежлив, учтив, старался быть приятным. С высшими держал себя с достоинством, утонченно-вежливо и в то же время холодно».

Он пользовался большим успехом у женщин. Дядя Анны Яковлевны, Сергей Николаевич Дурново, рассказывал ей, что у П. А. было два внебрачных сына от его любовницы, гувернантки Лизы, которую он «затем выдал замуж, дав 25 тыс. руб. приданого». Его дети носили фамилию мужа этой женщины.

На письменном столе П. А., рассказывает внучка, «до его смерти лежало бронзовое изображение очень изящной, тонкой женской руки. Кисть была обрамлена кружевом, ниспадавшим на нее у запястья. Чья рука послужила оригиналом этого художественного произведения – неизвестно».