Неужели и из других редакций побегут? Их же в городе штук десять, не меньше! Весело…
* * *
В тот день к делу было подшито ещё три маньяческих письма (две распечатки, одно бумажное) примерно того же содержания, что и первое, однако вряд ли они принадлежали настоящему преступнику, поскольку содержали грубые орфографические ошибки. Грамотному прикинуться безграмотным относительно легко. А вот безграмотному грамотным – несколько сложнее. Впрочем, нет худа без добра, поскольку круг подозреваемых резко сужается. Настоящих-то грамотеев ещё во время перестройки повыморили.
Странные, ей-богу, времена. На что только не решится человек, лишь бы присвоить чужую славу! Взять боевиков. Уж казалось бы, на что серьёзные люди – и те при случае так и норовят приписать себе на халяву чужой террористический акт.
Часа за два до заседания литстудии её нынешний глава Сергей Овсяночкин (тот самый, с кем старшему оперуполномоченному довелось побеседовать в баре) заглянул к секретарю и застал его шумящим по телефону. Исай Исаевич был в сильном волнении и как никогда походил на серийного убийцу. Редкие седые прядки стояли дыбом над блистающим черепом секретаря.
– Да, настаивал!.. – зычно ухал он в трубку. – А теперь раздумал… Почему-почему… По кочану!!!
Овсяночкин подсел к столу и, бесцеремонно забрав из-под носа начальства пепельницу, закурил. Из угла кабинета на литераторов сурово смотрел метровый бюст Пушкина, выполненный из белого мрамора. Впрочем, Александра Сергеевича в данном случае можно было опознать лишь по бакенбардам. Скульптор (видимо, большой патриот) ухитрился придать лицу великого арапа откровенно арийские черты.
– Вот и давай… лёгким движением пальцев. – Секретарь разразился сатанинским смехом и бросил трубку. – Всё! – радостно объявил он Сергею. – Чик – и нету…
– Кого? – не понял тот.
– Буквы «ё».
– Как это? – искренне подивился поэт. – Где её нету?
– В тексте. У меня ж книжка в издательстве верстается. Роман. «Спаси, сохрани и помилуй!».
– И что?
– Газет не читаешь? – Круглые немигающие глаза уставились в упор. – Маньяк-то на букве «ё» свихнулся! Попомни мои слова, всех теперь подозревать начнут… А бережёного, знаешь, Бог бережёт… – Секретарь снял очки и перекрестился. Он всегда так делал. Странная эта привычка возникла у него ещё в 1991-м. Уверовав истово и бесповоротно, Исай Исаевич метал крестное знамение с таким размахом, что постоянно сбивал очки. – Тут пару месяцев назад, – понизив голос, сообщил он, – какой-то громила приходил. Сто баксов предлагал…
– За что?
– Объяснить, где «ё» пишется, где «е». Вот думаю сейчас: не дай Бог его работа! Скажут потом: проконсультировал…
– Исаич, – глядя на него в изумлении, сказал поэт. – Ты что, блин, ментовки больше, чем маньяка, боишься?
– В смысле? – встревожился тот и вновь впрягся в линзы.
– Ну вот, блин, купит наш убийца твой роман, а там, блин, какой-нибудь «манёвр» через «е»…
– А он через «ё»? – всполошился секретарь.
– Через «ё». Не веришь – у Ожегова посмотри.
Секретарь оцепенел в раздумье.
– Где купит? – неуверенно всхохотнул он наконец. – Тираж – тысяча экземпляров, в продажу не поступает, по библиотекам распихиваем…
– Или в библиотеку зайдёт.
– Да ладно там! – занервничал Исай Исаевич. – Будет тебе маньяк по библиотекам ходить!
– Этот – будет.
– Да пока роман выйдет, его уж поймают…
– А Чикатилу сколько ловили?
