– У нас ещё неделя! – срываясь на визг, проорал нетрезвый голос.
– Если не откроешь, я тебя спалю нахрен! Считаю до десяти!
– Ладно-ладно! Уже иду… – раздался звон битой посуды и неразборчивые проклятия.
Я дал своим верным помощникам знак покинуть грузовик, вынул АПБ и навинтил глушитель.
Приоткрывшаяся дверь тут же получила ускорение, познакомившись с моей подошвой, и резко затормозилась, передав импульс бородатой физиономии позади неё.
– Грабли поднял! – схватил я за шиворот исходящего спиртовыми парами мужика лет пятидесяти в одном исподнем и приставил к его затылку ствол. – Пошёл! Кто ещё в доме?
– Никого, – проблеял тот, поливая половицы кровью из расквашенного носа.
– Давай наверх.
– И суток же не прошло ещё, – простонал он чуть ни плача. – Мы же договорились. Что за хуйня?
– Сейчас ты точно договоришься, двигай копытами! Заходи. На пол сел, – сориентировал я его пинком в угол отчаянно нуждающейся в уборе комнаты.
– Внизу чисто, – присоединилась к нам Ольга.
– Наверху тоже ни души, – вошёл следом Стас с лейтенантом.
– А вы… – вытянул староста указательный палец в направлении Оли, предварительно намотав на него красную соплю. – Вы кто такие? А?
– Давай-ка по порядку, не забегая вперёд, – сел я на койку, выбрав место почище. – Начнём с той стрёмной поебени, что у вас тут творится.
– Вы не от Семипалого! – не унимался староста. – Какого хуя?! Да вы знаете…?!
Возмущённая тирада резко прервалась, когда выпущенная из АПБ пуля легла возле левого уха говоруна.
– Бля! – шарахнулся он в сторону, лихорадочно ощупывая голову.
– Я ж говорил, что прицел сбился, – весьма кстати подыграл Станислав, – а ты не верил.
– Вот гадство, – повертел я в руках пистолет и снова прицелился.
– Не надо!!! – вскинул клешни староста, сжавшись, как мошонка на морозе. – Я расскажу! Мне жалко разве? Да ничуть не жалко, времени-то у меня теперь аж цельная неделя, а потом всё одно помирать.
– Вижу, ты, как можешь, ускоряешь этот процесс, – кивнул Станислав на пустые склянки, разбросанные по заблёванному полу.
– Давно бы до смерти упился, будь желудком покрепче, – привалился староста к стене и вытянул ноги.
– А что же пули в голову испугался?
– Так ведь без раскачки-то оно страшновато. Прежде подготовиться нужно, духом собраться, ну или наебениться в стельку. Я вчера ещё вздёрнуться думал, да так и не решился.
– И в чём же причина столь глубокой печали? – поинтересовался я.
– Сил уже нет, – развёл руками староста и безвольно уронил их. – Куда ни плюнь, везде какое-нибудь говно, и день ото дня его только больше. Семипалый продукт требует, заложников взял, а гнать не из чего, потому что свекла на полях не убрана, а неубрана потому, что народ туда выходить боится, а боится потому, что поп этот – сука треклятая – людей чертями пугает мне назло, а пугает потому, что черти эти и впрямь на полях наших водятся. Такие вот дела, – вздохнул он и, запрокинув голову, уставился в потолок. – Конец Кадому, и нам конец. В пекло это всё.
– Последний пункт разъясни-ка поподробнее. Что за черти такие?
– Обычные черти, – пожал староста плечами. – Хватают людей, да в ад утаскивают.
– Так поп говорит? – уточнил Станислав.
– Ну а кто ещё? И верят ему все. Но, по чести говоря, как тут не поверишь, когда вышло полсотни людей на поля, да ни одного не вернулось?
– И тел не нашли?
– Одно только тряпьё кровавое по земле раскидано.
– Это странно, согласен. Но почему именно черти?
