ЭдЭм «До последнего вздоха» - страница 41

Она подняла взгляд. Небо отражалось в её глазах.

– Я тоже .

В этот момент Эдвард еле сдержал себя , чтоб не поцеловать её, но он не коснулся её. Не осмелился. Но этой ночи, этой тишины, этого моря – им было достаточно.

В ноябре Эдварду вновь пришлось уехать в Англию. Он оставался в разрыве с Эмилией, и не мог и дня прожить, не думая о ней. Между ними начиналась переписка, тайная, как и их отношения. Каждое письмо, которое он отправлял, было наполнено тоской и нежностью, которые он скрывал от всех. Он писал Эмилии, что скучает, что его мысли всегда с ней, и даже в самых обычных делах его сердце было рядом с ней.

Эмилия в свою очередь тоже не могла забыть его ни на день . Она ждала писем с нетерпением, зная, что каждое письмо – это шанс почувствовать его рядом, даже если это было всего лишь на бумаге. Иногда она перечитывала их снова и снова, каждый раз переживая тот момент, когда она получила письмо, его слова, его мысли. Все её мечты и надежды были связаны с этим человеком, и, несмотря на все сложности, она верила в их любовь.

Эмилия писала письма украдкой, под покровом ночной тишины, когда дом замирал, и даже ветер казался осторожным, чтобы не выдать её тайны. Бумага, на которой ложились её слова, была тонкая и хрупкая, чуть пахла розовой водой, и каждое слово на ней рождалось с особым трепетом – будто она писала не чернилами, а сердцем.

Она не могла открыто посылать письма Эдварду – слишком много глаз, слишком много ушей, слишком много стен. Но вместе с Зейнеп, своей верной подругой, Эмилия нашла способ. После занятий они будто бы отправлялись на прогулку, однако шаги их всегда вели в одно и то же место – маленькое почтовое отделение на окраине Бейоглу. С виду неприметное, почти забытое, оно стало единственным связующим между ней и Лондоном.

Письма уходили под маркой «До востребования», адресованные на имя, написанное небрежно и с чуть изменённой фамилией, чтобы не привлекать внимания. Почтовый клерк, пожилой и молчаливый, уже знал её лицо, но не задавал лишних вопросов. Он просто принимал письма, ставил печать, и обещал – завтра утром оно улетит.

И она ждала. Сначала – терпеливо, потом – беспокойно, а под конец – с замиранием сердца при каждом скрипе двери. Ответ приходил не сразу. Иногда спустя две недели, иногда позже. Но когда он появлялся – конверт, чужая марка, знакомый, родной почерк – Эмилия забывала, как дышать. Она уносила письмо с собой, держала его у сердца, как самую ценную вещь, и читала в одиночестве, вновь и вновь, запоминая каждую строку.

Эдвард тщательно берег эти письма, укрывая их в самых потайных местах, чтобы никто не мог их найти. Он знал, что, даже несмотря на свою любовь к Эмилии, они рисковали всем, и каждое слово, каждое письмо могло стать последним, если их кто-то обнаружит. Но они продолжали, потому что не могли остановиться.

Эдвард почти всё время, находился рядом с Адамом . То ли он у них , то ли наоборот. И в один из этих холодных зимних дней, он был у Адама.

В гостиной стоял мягкий полумрак – вечерний свет скользил по краю книжных полок, цеплялся за фарфоровый чайник на столе. Он сидел в кресле у камина, с чуть взъерошенными волосами, держа в руках чашку чая, которую так и не попробовал. Адам устроился напротив, положив ногу на ногу, в одной руке бокал, в другой – согнутая книга, заброшенная после третьей страницы.

– Знаешь, – начал Эдвард после долгого молчания, – скоро будет год. Как я впервые увидел её. У консерватории . Она стояла тогда – будто не касаясь земли.