ЭдЭм «До последнего вздоха» - страница 45

Только тогда Эмилия позволила себе выдохнуть. Осторожно вошла в свою комнату и, прикрыв за собой дверь, облокотилась на неё спиной. Рука её скользнула к груди, прямо туда, где бешено колотилось сердце. Она сжала ткань пальто, будто могла удержать этот порыв.

– О , Господи … – тихо прошептала она, – чуть не застал…

Сердце всё ещё стучало, как барабан. Эмилия подошла к кровати и села, опустив голову. Она глубоко вдохнула и с шумным выдохом отпустила напряжение. Тень улыбки скользнула по её губам – среди страха всё же оставалась тёплая искра счастья.

Утро в доме наступило спокойно, как и всегда. За окнами свежо шелестели кроны деревьев, а сквозь кружевные шторы в гостиную струился мягкий свет. Галип-бей уже сидел за столом, откинувшись немного на спинку резного стула, сдержанно перелистывая газету. Перед ним на столе стоял поднос с завтраком – чай в фарфоровой чашке, сыр, маслины, свежий хлеб.

Послышались лёгкие шаги. Эмилия, аккуратно поправив прядь у виска, спустилась по лестнице и появилась в дверях гостиной. Лицо её было спокойным, но немного усталым, как будто ночь выдалась беспокойной.

– Доброе утро, отец, – сказала она мягко.

Галип, не поднимая глаз от чашки, ответил:

– Доброе.

Она подошла, села на своё место, и на столе между ними повисла тишина, наполненная только звоном ложек о фарфор. Несколько минут они ели молча, каждый погружённый в свои мысли. В какой-то момент Галип отложил чайную ложку, взглянул на дочь, будто впервые разглядывая её внимательнее.

– Тебе уже лучше? – произнёс он медленно, с интонацией, в которой прятался вопрос глубже, чем просто о здоровье. – Ночью ты выглядела взволнованной… и не совсем в себе.

Эмилия вздрогнула почти незаметно. Она отвела взгляд, потянулась к чашке, будто хотела скрыться за ней, найти защиту в глотке чая.

– Да, уже всё прошло, – ответила она быстро. – Наверное, правда, отравилась чем-то. Сейчас всё хорошо.

Она не осмелилась долго задерживать взгляд на лице отца. И он это заметил.

После нескольких минут, словно торопясь завершить разговор, она встала.

– Я пойду. Уже поздно, пора на занятия.

Галип кивнул. Она вышла из комнаты, стараясь идти с обычной лёгкостью, но её пальцы сжимали ткань платья.

Когда дверь за ней закрылась, Галип остался сидеть неподвижно. Он смотрел в то место, где только что была его дочь, и в груди его что-то медленно и глухо сжалось. Он знал Эмилию с самого её первого крика, с первой царапины на коленке, с первых школьных сочинений, где герои всегда умирали от любви. Он знал, как она говорит, когда говорит правду, и как начинает путаться в словах, когда врёт.

А теперь… теперь что-то в ней изменилось. Он не мог пока уловить, что именно, но ощущение было острое, почти интуитивное – как будто в доме завёлся кто-то посторонний, кого не видно, но чьё присутствие чувствуется.

В последующие дни это ощущение только усилилось. Он начал вспоминать все изменения своей дочери ,которым раньше не предавал значения . Как Эмилия стала иной. Как в её глазах появилась какая-то незнакомая глубина, словно там прятался целый мир, неведомый даже отцу. Как за завтраком она стала задумчивей, часто молчала, и, глядя в окно, улыбалась сама себе. После прогулок иногда возвращалась позже, чем обычно, и в её голосе слышался неуловимый свет – тот, которого не бывает после простой прогулки или разговора с подругой.

Галип следил за ней взглядом, не спрашивая, не обвиняя. Он ждал. Он знал, что если в её сердце зародилось что-то, чего он не может понять – рано или поздно правда сама выйдет на свет.