Я надолго замолчала.
— Получается, никто из нас не свободен.
— Что такое свобода? Птичка юркая. Сидит на веточке низко, а протянешь руку – улетит далеко – далеко. Жить надо по совести, Лиюшка. Хочешь сытой спокойной жизни – иди к Стефану, корить не буду. Только уж и ты меня не кори, что многого тебе дать не могу. Не привыкла я совестью торговать.
Долго мы после этого молчали, слушая лес. Высокие сосны пели песню ветру, раскачивающему их в ответ.
— Прости меня. – Прошептала я тихо. – Прости, бабушка.
— Ничего Лиюшка, — кивнула бабушка, впрочем, отведя от меня взгляд. – У тебя сердце ретивое, молодое. Думаешь, я не вижу с какой тоской ты на яркие сарафаны подружек смотришь. Хотела бы я дать тебе больше, да не могу я себя переломить. Не дело это, на подарках лесных деньгу заколачивать. Не живут так травницы. Лес ведь живой, всё понимает. Подумаешь что нехорошее – пускать перестанет, а то и накажет. Так что прости уж меня за одёжку твою старую да котомку пустую.
— Ты прости меня, бабушка, — попросила я, вскочив и поклонившись бабушке. – Недоброе я говорила.
— Молодая ты, ретивая, — повторила бабушка. И я поняла, что прощена.
Мы оставались в лесу ещё несколько дней. Времени даром не теряли: заготавливали травы, суша их прямо на опушке, подвесив на ветки деревьев. Я ещё и корешков всяких накопала – хорошо догадалась взять с собой лопатку, сейчас же самое время для заготовок.
Правда, с припасами было плоховато – мешок с продуктами ещё пару дней назад опустел, поэтому корни лопуха пришлись как нельзя кстати. Мы его вчера в костре запекали, да и сегодня запечём, если, даст Бог, дождя не будет. Ещё я насобирала кипрея – травку повесила сушить, а корешки пока оставила целыми, но если измельчить – то получится и лепёшек испечь. Ступки, правда, у нас нет, да ничего – камнями у речки можно обойтись.
На следующий день, едва только взошло солнышко, бабушка велела собирать наши заготовленные травы.
— Неужели домой возвращаемся? – обрадовалась я. Не то, чтобы мне было скучно или плохо в лесу – да только дом он и есть дом.
— Так я же сказала — до новой луны, — улыбнулась бабушка. – Неужель не следила?
И правда, вспомнила я, вчера было новолуние.
— Эх, Лийка, — попеняла бабушка, качая головой – Какая ж ты травница? Разве травница-то забудет про Луну?
— Ну, бабушка… — протянула я, зная, впрочем, что она права. Травницы не просто с лесом шепчутся да лесные травки собирают… Многое надо знать, примечать. Соберешь, к примеру, одну травку в полнолуние – а она не лечит… Нет, не гоже про Луну забывать…
Перед обратной дорогой, бабушка велела поесть.
— А может, дома поедем?
— Если там будет, что поесть.
— Ты думаешь, маг испортит нам продукты?
— Не знаю, Лиюшка. От темных всего можно ожидать, а уж от разозлённого Темного – и подавно.
Спорить я не стала. Достала из мешка тряпицу, в которую вчера завернула запеченные корешки лопуха, сходила с крынкой, в которой раньше молоко было, к роднику, что рядом бил – принесла холодной водицы и, расстелив одеяло на зеленой травке, позвала бабушку к накрытому столу.
Поели мы, отдохнули и, не забыв ни одного пучка сорванных лечебных травок, ни одного выкопанного корешка, отправились домой.
Я, правда, перед дорогой, еще раз сбегала к роднику – взять холодной чистой водички с собой, а ну как мы далеко от речки окажемся. Да и родниковая вода знамо вкуснее, чем речная.
