Каргмарсон согласился, что такой набросок и впрямь может помочь оживить зрительную память, и дальнейшие расспросы опер производил уже с демонстрацией полученного рисунка. Однако на Закатной улице ему больше не повезло.
Зато в субботу, часть которой Кин всё-таки решил посвятить повторным опросам соседей жертв, удача ему улыбнулась на Лавандовой улице, где целых три человека признали, что видели мужчину, похожего на изображенного на продемонстрированном им рисунке. Правда, видели они его не рядом с домом Йоуданны Кофмарсун, поэтому и не упоминали об увиденном раньше, хотя незнакомец в широкополой шляпе и вел себя подозрительно, заглядывая в окна квартир на первых этажах нескольких домов. Собственно, один свидетель, точнее, свидетельница и увидела этого человека, когда он заглянул в окно её гостиной. К сожалению, эта во всех отношениях приятная пожилая дама рисовать не умела совершенно, однако согласилась в понедельник прийти в УПФ, чтобы попробовать составить поисковый портрет вместе с полицейским художником.
Таким образом, Кин не зря потратил время на повторные опросы: оказалось, что злоумышленник разведывал обстановку и перед совершением первого преступления. Это навело опера на мысль, что преступник мог совершать и другие ограбления, которые не попали пока в поле зрения УПФ, поскольку при этом никто из потерпевших серьезно физически не пострадал. Решив непременно обсудить это в понедельник с коллегами, Кин с чистой совестью отправился отдыхать.
В понедельник на совещании выяснилось, что кое-какой улов имелся и у Трура: в ночь на пятнадцатое октября в травматологический пункт, обслуживавший, в том числе улицу Сияющих колокольчиков, в полном составе явилась проживавшая на этой улице семья Фретадсен-Нимертуд* (*фамилии хорьков-оборотней начинаются на «Фрета»), а пострадавшей оказалась девятнадцатилетняя Клюдни Фретадсен.
Около двух часов ночи родителей девушки разбудил её пронзительный крик. Вбежав в комнату дочери, они обнаружили, что Клюдни сидит в темноте на кровати и безостановочно вопит. Включив же свет, они увидели, что лицо девушки в крови, довольно сильно сочившейся из обширной раны, начинавшейся на лбу и проходившей через левую бровь и веко левого глаза. Рана оказалась настолько серьезной, что хирургу-травматологу пришлось её зашивать, однако, сам глаз, к счастью, поврежден не был.
Получившая в травмпункте дозу успокоительного Клюдни пояснила врачу, что её ударил неизвестный мужчина, проникший среди ночи в её комнату, расположенную на первом этаже.
Труру удалось связаться с опером, занимавшимся этим материалом, который отнесся к происшествию ответственно: подробно опросил Фретадсенов-Нимертудов и осмотрел место происшествия. Однако выяснилось, что эксперты не привлекались, поскольку Клюдни отказалась писать заявление в полицию, а родители её в этом поддержали, не пожелав давить на и без того травмированную дочь.
Тем не менее, с Труром девушка и её родители согласились побеседовать, подтвердив готовность дать официальные показания, если это потребуется при расследовании другого дела. Так что Хундурину удалось узнать все подробности.
В ту ночь Клюдни, всегда спавшая довольно чутко, проснулась из-за шума, раздавшегося возле самой кровати. Неизвестный мужчина ослепил её светом направленного прямо в глаза фонаря, а потом ударил несколько раз по голове этим самым фонарем, попав, в том числе в глаз, что вызвало сильную боль, из-за которой девушка и закричала, разбудив родителей. Приметы нападавшего Клюдни сообщить не могла, так как совсем его не разглядела, единственное, в чем она была уверена — мужчина был не очень высоким, и на нем был то ли плащ, то ли пальто, а вот насчет шляпы пострадавшая ничего сказать с уверенностью не смогла.
