Вести допрос доверили Хильге. А Кин и Трур замерли за её спиной молчаливыми мрачными тенями, олицетворявшими скрытую угрозу. Переводить её в явную форму не понадобилось: Тюнглейгсон был полностью деморализован арестом и сразу же начал давать признательные показания.
Выяснилось, что на его совести было гораздо больше ограблений, чем числила за ним полиция, просто в большинстве случаев ему удавалось остаться незамеченным. Хотя Тюнглейгсон являлся ни оборотнем, ни даже гимнастом, он действительно был очень ловким и не только пролезал в узкие окна, но и двигался достаточно бесшумно для того, чтобы люди не замечали его присутствия, даже если были дома.
Кин смотрел на это ничтожество, слезливо каявшееся в своих преступлениях, и думал только о том, что ему надо держать себя в руках, потому что желание придушить Тюнглейгсона, из-за которого он упустил ту самую девушку, и так труднопреодолимое, с каждой минутой становилось всё более и более нестерпимым. Однако продержаться до конца допроса Хундракуру кое-как удалось.
Поскольку подозреваемый дал полное признание, от оперов больше ничего не требовалось, дальше сбором и оформлением доказательств должны были заниматься следователь и эксперты. Так что, брезгливо вымыв после допроса руки, хотя к Тюнглейгсону он вообще не прикасался, Кин отправился к полицейскому художнику.
Ейнингартен* (*фамилии енотов-оборотней начинаются на «Ейнингар»), тоже бывший оборотнем, пусть и не псом, отнесся к проблемам собрата с пониманием и даже сделал потрет цветным, хотя глаза и пришлось изобразить серо-зелено-карими, поскольку цвета глаз девушки своей мечты Хундракур не разглядел. По мнению Кина, вышло очень похоже, но, увы, прекрасный портрет нисколько ему в поисках не помог: ни на улице Шелестящих лип, ни на соседних с ней изображенную на нем особу никто не опознал.
Рысканье по окрестностям тоже ничего не дало. Самая восхитительная в мире девушка как сквозь землю провалилась. Кин помрачнел, осунулся, стал плохо спать и перестал рассыпать направо и налево комплименты хорошеньким коллегам.
— Как же так? Ты ведь говорил, что единственная истинная пара для оборотней — это просто красивая сказка для романтичных девушек, — встревоженно спросил Тард, когда три недели спустя после ареста Тюнглейгсона с трудом сумел вытащить друга посидеть после работы в тихом баре за кружечкой пива.
— Сказка, — мрачно согласился Кин, едва пригубивший любимое «Фокуннское оранжево-красное» и с отвращением отставивший кружку подальше. — Теоретически в жизни оборотня может быть и не одна такая женщина. Но, знаешь, прямо сейчас для меня других просто не существует. И я не знаю, как долго это будет продолжаться. Я слышал, что у некоторых это бывает на всю жизнь, даже если ничего с той самой не получилось.
— А у девушек так же? — полюбопытствовал друг.
— Нет, — покачал головой Кин. — Вернее, так же бывает только у волчиц, и то не всегда. У других вообще не бывает, даже у собак-оборотней, хотя они и очень близки к волкам, такого почему-то не случается.
— Может, тебе объявление в газету дать? — внес предложение Тард.
— Уже, — тяжело вздохнул Кин. — Но на него никто не откликнулся. То ли она была здесь проездом, и её в Фокунни никто не знает, то ли знают, но молчат, потому что она не хочет связываться с оборотнем.
— В наше-то время?! — поразился Тард.
Кин в ответ молча пожал плечами.
