Мурад ассоциировался у меня с болью. Он подошел ближе – я по снегу услышала и по своим мурашкам почувствовала.
– Вышла… подышать свежим воздухом, – изо рта вырвался горячий пар.
– В одном платье?
– Да оставь же меня в покое, Мурад!
Я тихо вскрикнула: Мурад дернул меня на себя. Схватил за локоть, на котором совершенно точно проявятся синяки, и повернул к себе. В его захват попали волосы, и кожу головы обожгло.
На глаза навернулись слезы.
Поэтому я не сразу заметила фигуру справа.
Он стоял во всем черном, засунув руки в пальто. Курил. До меня донесся запах дыма, и сердце понеслось ему навстречу.
Бах-бах.
Родной запах окутал меня. Грозно. Резко. Собственнически.
Эмиль.
– Я помешал?
27. Глава 27
Мурад еще не знал, но по голосу становилось ясно – Эмиль разозлен.
Я тихо выдохнула. Мурад убрал от меня руки и отошел на несколько шагов, расслабляя челюсти.
– Возвращайся, сестра. Все ждут.
Я смотрела на Эмиля. Он наблюдал за мной и Мурадом, вероятно, очень долго. Я не услышала, как он приехал.
– Эмиль, здесь не паркуются, – бросил Мурад напоследок.
Видно, брат не почувствовал угрозу со стороны Эмиля или ему стало стыдно за свои действия, но Мурад ушел. Здесь же камеры всюду, к его сестре и притронуться никто не посмеет…
Ни Мурад не почувствовал, ни я.
А угроза была.
Эмиль пришел не с добрыми намерениями. За ним стоял автомобиль – тот самый, на котором он меня отсюда в снежные горы увозил.
Сердце неровно затрепыхалось – оно уже тогда, глупое, что-то почувствовало. А разум еще нет. Не дошло.
– Здесь не паркуются, – повторила я хрипло. – Здесь газон летом. И веранда, видишь?
– Летом. Не сейчас.
Не сводя с меня взгляда, Эмиль глубоко затянулся и бросил сигарету в снег.
– Здесь не мусорят…
– Мне похрену.
Я шумно сглотнула.
И обняла себя за плечи. Пора было уходить.
– Ладно. Спасибо, что приехал. Гости очень ждали тебя.
– Мне тоже похрену.
Я рассердилась. От сигарет, от мата, от взгляда его.
Взгляд был диким, как и слова с одной и той же интонацией. С такой интонацией делают людям больно. С такой интонацией… жестокие вещи совершают.
Нужно было идти. Немедленно.
– Согласие уже дала?
Эмиль потер свои руки – будто готовился к чему-то. Наверное, замерзли. Я так думала.
– Еще нет, – я моргнула несколько раз.
Со стороны, откуда приехал Эмиль, послышался шум – ворота стали отъезжать. Я увидела нос знакомой машины – на ней во вторник приезжал отец Эмиля и сестрой.
Эмиль тоже обернулся.
Опустив взгляд вниз, я сбежала с деревянных начищенных ступеней и поспешила в дом. Я обошла Эмиля, едва не поскользнувшись, и посчитала, что Эмиль поэтому меня поймал.
В горячие объятия захватил. Резко, сильно, до боли. Я думала – он просто испугался. Испугался, что я упаду, что платье порву и что мне будет больно.
А он схватил меня и больше не отпустил.
И машина стояла рядом. И дверь внезапно открыли изнутри. Для меня. Для меня, похоже!..
Господи!
Я закричала, но мой крик был потушен его ладонью. Пальцы, пропахшие никотином, заткнули мне рот. Я сжалась от боли – из губы тотчас же хлынула кровь.
Я замычала.
Я в жгучих объятиях его забарахталась, я кричать хотела: «Не делай этого! Умоляю, не делай!», но жесткая рука прилипла к моему лицу и до последнего не отпускала.
Я задыхалась.
Дралась.
Бежать хотела.
Я не играла на камеры – я действительно хотела. До слез и до боли жгучей.
Поэтому ударила его. Ладонью по лицу. Ногтями прошлась. Эмиль выругался, его глаза гневно блеснули.
