Ее прикосновение навеяло воспоминания. И стало искушением.
Хелен резко отдернула руку. Посмотрела в коридор, где скрылся Дэвид.
– Очень надеюсь, он не напьется, как вчера.
– Надеюсь, он что-то запомнил после вчерашнего. – Хотя знал ли Рис хоть одного молодого человека, который вечером помнил бы о том, как утром у него с похмелья болела голова?
Рис проводил ее до номера. Его плечо все еще чувствовало касание ее тонких пальцев, и он вспомнил, как очень давно сжимал их, восхищаясь их изяществом и красотой.
– Спокойной ночи, Рис, – сказала она, открывая номер. – Еще раз спасибо. – И скрылась внутри.
Рис пошел к себе. Но неожиданно остановился и развернулся к выходу.
– Проклятый мальчишка! – сказал он вслух.
Спустившись, вышел на улицу. Рис чувствовал себя обязанным позаботиться, чтобы Дэвид Бейнс вернулся в отель, ничего не натворив и не доставив сестре беспокойства.
Хелен сразу легла в постель. Однако беспокойно ворочалась с боку на бок, пытаясь утихомирить мысли и эмоции. Хотелось бы верить, что бессонница вызвана гневом на Дэвида или беспокойством за Уилсона. Подобные заботы не помогают уснуть. Но, откровенно говоря, не спала она из-за Риса. Пришлось признать: она рада его видеть! Он по-прежнему красив. Его более низкий голос задевал в ней определенные струны, хотя повелительный тон действовал на нервы. Она не понимала, почему он настаивает сопровождать ее, ведь он, вероятно, не получает от этого никакого удовольствия. Особенно если вспомнить, что именно она ему отказала. Хелен долго привыкала, что больше никогда его не увидит. И вот она смирилась, а он здесь.
Он стал другим.
Утром Хелен проснулась, все еще думая о нем. Одевшись, вышла из номера и направилась проведать Уилсона.
Дверь ей открыла сиделка.
– Доброе утро, мадемуазель!
– Доброе утро, мадам Жакоб. – Хелен вошла. – Как он?
– Не хуже. – Мадам Жакоб отошла в сторону, пропуская Хелен к кровати. – Последние два часа он, по-моему, спит спокойнее.
В комнате было прибрано, Уилсон удобно был устроен на подушках, укрыт одеялом. Дышал он неровно, но лежал спокойно. Возможно, это хороший знак, хотя ее родители перед смертью то впадали в горячку, то ненадолго успокаивались. Она тоже помнила минуты покоя перед тем, как лихорадка и ее лишила сознания.
– А вам удалось отдохнуть? – спросила она у сиделки.
– Oui, mademoiselle, – жизнерадостно ответила сиделка. – Он спал. Я спала. Мы очень хорошо поладили.
– Он говорил с вами? – спросила Хелен.
Мадам Жакоб кивнула:
– Как-то несвязно. Но часто произносил имя Луиза.
Да. Кто такая Луиза?
– Мы ничего о ней не знаем. Говорил ли он что-нибудь, что способно больше рассказать о ней?
– Только имя. – Сиделка склонила голову, словно извиняясь.
Хелен посмотрела на Уилсона; он что-то бормотал во сне. Она снова повернулась к сиделке:
– Могу я что-нибудь для вас сделать, мадам Жакоб? Я могу выполнить какое-нибудь поручение или, если нужно, посидеть с ним.
Мадам Жакоб рассмеялась:
– Mon Dieu! Ведь это меня наняли, чтобы я помогала вам, а не наоборот.
– Но если вам понадобится отдохнуть, не стесняйтесь. – Хелен помнила, как остро нуждалась хотя бы в коротком отдыхе, когда ухаживала за больными родителями.
Мадам Жакоб задумалась:
– А вы не против посидеть с ним час-другой? Я хотела бы сходить домой. Посмотреть, как там…
кое-что проверить. И взять предметы первой необходимости для нашего пациента.
– Конечно! – с готовностью согласилась Хелен. – Вам нужны деньги? Я заплачу за все, что понадобится Уилсону. – Она протянула сиделке несколько монет.
