– Вы ещё не решили, когда покинете Питом? – нарушил молчание Моисей.
– Эрте хоть сейчас бы отправилась в путь, пока стоит большая вода. Я её уговорил задержаться. Хочу дождаться того момента, когда ты отправишься в храм не как царский писец истины, а как – судья.
– А дом? Вы нашли на него покупателя?
– О каком покупателе ты ведёшь речь, Моисей? Мы не собираемся продавать дом.
– А кто в нём будет жить?
– Ты! – не скрывая счастливой улыбки, ответил египтянин. – Мы решили: в память о Какемуре не должны продавать дом. Он должен принадлежать тому, кто все эти годы заменял нам сына.
Учитель бережно обнял его за плечи. Глаза его наполнились слезами.
– Спасибо тебе, Моисей, за все те годы, что ты провёл с нами. Заботясь о тебе, мы с женой смогли утешиться в горе. Мы рады, что можем отблагодарить тебя таким образом.
– Нет. Я не могу принять такой дорогой подарок, дядюшка. Ты и без того сделал для меня немало, – воспротивился юноша. – Мне надо с отцом посоветоваться…
– Я предполагал, что ты откажешься. Заблаговременно переписал наш дом на твоё имя. Назад дороги нет, мой мальчик. И всё на этом… – Потифар коснулся пальцем губ Моисея. – Кстати! На прошлой неделе начальник канцелярии приходил в гости. Сиял, как начищенный до блеска медный таз! Возжелал выдать свою дочь за тебя. Как её зовут?
– Натимут. Мы уже второй месяц с ней встречаемся.
– Большой срок! – осветилось лицо наставника ласковой иронией. – Ну да ладно. Попадётся хорошая жена – будешь счастлив. Попадётся плохая – станешь умнее. Но тебе, рано или поздно, придётся открыться ей, что ты – семит, – вопросительно уставился на Моисея Потифар.
Юноша растерялся. Как все молодые люди он легко шёл по жизни и не задумывался: она иногда может задавать задачи, требующие ответа. И чем дольше ты будешь искать ответ, тем сложнее будет становиться задача.
– Не знаю, – неуверенно ответил Моисей. – Может потом, когда узнает меня лучше, для неё это не станет трагедией?
– Может – может, – эхом задумчиво вторил ему Потифар.
Он молча наблюдал за тем, как Моисей наполняет чарки очередной дозой пива. Также, без единого слова сделал несколько глотков. Долго вертел посуду в руках, словно пытаясь разглядеть в гуще напитка что – то важное для себя, прежде чем вымолвить:
– Впредь запомни, сынок: как никогда ты должен контролировать свои слова и поступки. От тебя зависит – быть тебе среди египтян своим или нет. Ещё: хочешь быть с египтянином наравне – будь на голову выше его. Во всём!
– Я буду стараться, – заверил Моисей, не догадываясь об истинных причинах предостережений учителя. – Но сейчас я должен покинуть тебя, Натимут меня ждёт.
– Эх, скинуть бы годков тридцать, да пошли бы мы с тобой на пару по девкам, – блеснули озорно глаза наставника. – Только не родился тот конь, на котором можно догнать свою молодость. Иди, сынок. Иди. Вернёшься – нам предстоит серьёзный разговор, – уже без тени улыбки добавил он.
Он с грустью смотрел вслед Моисею, быстрыми шагами удаляющемуся по аллее. «Может, не стоило откладывать этот разговор „на потом“. Надо было задержать его и порасспросить: откуда у него в комоде свиток с печатью Эйе. Но тогда его свидание с девушкой – насмарку. Пусть отдыхает. Вернётся – разберёмся». Старик сидел неподвижно, как африканский истукан. Мысли несли его по реке – времени, прибивая лодку – память то к одному берегу, то – к другому…
