Его маленькая слабость - страница 47



— П-простите, я...

Поднимаю глаза и шумно сглатываю. Невеличка неторопливо подается вперед, вся стрункой вытянулась, сидя на разделочном стол. А я пошевелиться не могу.

Какого черта она делает? Что такого сказать хочет, что нужно так близко придвигаться?

Кажется, я уже догадываюсь. Но не могу противиться. Как завороженный слежу за ее приоткрытым ротиком, ловя каждый вздох.

В моей бороде запутываются тонкие пальчики. Невольно склоняю голову, бессознательно помогая ищущим рукам найти мои губы. Прикрываю глаза от удовольствия. Втягиваю ее запах.

Ладонь на моем затылке становится жестче. Она притягивает меня? Открываю глаза и непонимающе гляжу в невидящие глаза.

Видно, Ане потребовалось собрать всю свою решимость, чтобы сделать это. Читаю мольбу в ее лице и поддаюсь. Слегка склоняюсь, но не более. Хочу узнать о ее намерениях, не сдобренных моей разыгравшейся фантазией.

Чувствую ее дыхание у себя во рту. Хмурюсь, осознавая, что делаю какую-то херню. Но остановится не нахожу сил. Прикрываю глаза, пытаясь собраться с мыслями. Но все здравые рассуждения вмиг улетучиваются, как только моих губ касаются прохладные губки.

— Ммм, — сыто выдыхаю, отвечая на поцелуй.

Сгребаю девочку поближе, прижимая к своему телу. А она податливо обвивает мои бедра ногами и на удивление крепко обнимает за шею, словно и не намерена отпускать.

Хорошо. Мне нравится. Чувствую, что под ее тонкими пальчиками моя задубеневшая шкура отогревается.

Глупая. Зачем же сама полезла в объятия к дикарю?

Подхватываю ее на руки. Целую шею. Влажно так. Должно быть, слишком пошло для такой скромной девочки. У которой кроме меня и не было-то никого.

И это обстоятельство мне почему-то нравится. Помнится, я всегда был против девственниц. Что изменилось?

Опускаюсь вместе с Аней на диван в зале, а она и не отпускает. Нависаю над ней, продолжая целовать бледную кожу. Кайфую от ее запаха. Скольжу кончиком носа все ниже. Острая ключица. Чертова майка, что мешает мне продолжить...

Отрываюсь лишь на секунду, чтобы избавиться от препятствия. Сажусь над девочкой, скидываю свою рубашку и хочу перейти к ее одежде. Однако взгляд натыкается на встревоженное лицо...

Боится.

Помутнение на фоне воздержания моментально отпускает.

— Зачем ты это сделала? — хрипло требую я, не в силах перевести сбившееся дыхание.

— Ч-что сделала...

— Поцеловала меня зачем?!

— П-простите...

— Я не извинений просил! — рявкаю нетерпеливо. — Отвечай на вопрос! Что удумала?

Она снова свои руки тянет. Это же гипноз какой-то. Хочу отстраниться, но не могу.

Касается моего торса, вынуждая меня неосознанно напрягаться. Бледные щеки заливает румянец. Подается вперед и садится подо мной на диване.

Чувствую ее дыхание на своей груди. Острые коготки вырисовывают узоры на моем прессе, вынуждая меня отвлекаться от начавшей зарождаться злости. Что еще за цыганские фокусы?

— Я знаю, что вам противно от одной мысли... — наконец нерешительно выдавливает она, и я напрягаюсь еще сильнее.

Чую, мне снова придется не по душе то, что она собирается сказать.

— Просто... мне больше нечего вам предложить, — бормочет она смущенно. — Возьмите... меня. В качестве платы... з-за проживание.

С минуту смотрю на нее, пытаясь понять: может у нее такое извращенное чувство юмора? Однако непохоже. То, как она попунцевела до корней волос, то, как боится даже взгляд поднять, то, как бездумно продолжает вырисовывать круги пальчиком на моей коже, не позволяя мне тем самым ни на секунду расслабиться, говорит о том, что она вовсе не шутит.