– Я из сил выбиваюсь на работе, а она в зеркало пялится! Вот помощницу себе воспитала. Спасибо, дорогая дочь.
В тихом голосе матери сквозило такое разочарование, что у Нины затряслись руки. Она дёргала бусы всё сильнее и сильнее, не обращая внимания на боль.
Мать вышла из комнаты. Девочка посмотрела в зеркало. Принцесса исчезла. Вместо неё на Нину затравленно смотрела маленькая бледная нищенка, замёрзшая бродяжка, сломавшая неловкими пальцами последнюю спичку. Сморщенный покрасневший нос, предвестник слёз, которые уже нашли дорогу и вот-вот хлынут из широко распахнутых серых глаз. Девочка замотала головой и, давясь слезами, прижала пальчик к губам:
– Тшшш!
– Хочешь плакать – плачь! – громко сказала Нина, выныривая из воспоминаний. Она погладила себя по щеке, подняла подбородок и потянулась макушкой к потолку, словно боялась уронить с головы диадему из бус, ту самую, из детства. Губы сами с собой сложились в улыбку.
Нина повесила на плечики упавшую блузку, закрыла шкаф и пошла на кухню.
Есть не хотелось.
За окном дома восемнадцать дробь четыре по-прежнему шумела автострада, давно забывшая о происшествии, которое перевернуло с ног на голову жизнь обитательницы квартиры номер тридцать один.
Нина открыла глаза и уставилась в потолок, припоминая сон, из которого только что вынырнула.
Она идёт по скошенному полю. Обезглавленные колосья царапают голые ноги. Горячий воздух пропитан запахом полевых цветов, луговой клубники и лаврового листа. Терпкий воздушный коктейль хочется вдыхать и вдыхать. Поле-луг кажется бесконечным. Нина закрывает ладонью уставшие от яркого солнца глаза, убирает руку и видит перед собой дерево. Между могучими корнями и раскидистой кроной мощный ствол весь в морщинах и трещинах. Нина рада оказаться в тени. Ей хочется прислониться к дереву, ощутить его силу, почувствовать, как под корой движутся жизненные соки, питая и наполняя лиственный шатёр. Дерево кажется ей всемогущим, неподвластным стихиям, мудрым – только спроси и получишь ответ.
Полуденный зной делает воздух гуще. И из этого дрожащего марева появляется полупрозрачная фигура.
«Как хорошо, что я здесь», – подумала Нина, и мысль вытолкнула её из сна в наполненную утренней тишиной квартиру.
Нина потянулась и потерла глаза. Приятно лежать по центру кровати, а не ютиться на самом краю, уворачиваясь от бессознательных телодвижений мужа. Павел, видимо, во сне восполнял дефицит движения наяву, потому вечно вертелся, вздрагивал, раскидывал руки, дёргал ногами, сбрасывал на пол одеяла, подушки, а бывало, что и саму Нину.
Она завернулась в одеяло и, шлепая босиком по прохладному полу, пошла готовить кофе, чувствуя себя героиней фильма. Утра наедине с собой в Нининой жизни ещё не случалось. Сначала была мама. Она требовала от дочери безукоризненного внешнего вида даже за завтраком. Потом появился Павел. Он ничего не требовал, кроме еды, что было ничуть не лучше. Приходилось вставать на час раньше, чтобы успеть, повинуясь выработанному рефлексу, привести себя в порядок, приготовить и сервировать первый прием пищи, который съедался мужем молча и моментально. И вот сейчас растрёпанная, в одеяле, с босыми ногами и чашкой кофе в руке Нина ощущала себя настоящей бунтаркой.
«Как хорошо, что я здесь», – снова подумала она. Устроившись на диване в комнате – весьма эксцентричный поступок, кстати, учитывая усвоенное с детства, что есть и пить нужно исключительно на кухне, Нина с наслаждением сделала первый глоток. Тут же на диване лежала тетрадь, оставленная после вчерашнего путешествия в невесомость. Нина наугад открыла страницу и совсем не удивилась, увидев картинку из своего сна.
