– Идите спать, ваша светлость. Идите, идите. Сейчас вам подадут настой пустырника и, даю слово – этой ночью больше не потревожат. Проводите его светлость, – обратился он к местному знахарю, приставленному для услуг, и бросил Леронту: – А вы останьтесь, сударь.
– Я вас внимательно слушаю, дядя, – глядя в сторону, сказал тот.
– Еще хоть раз Расин под твоим присмотром напьется до такого состояния, лишу денежного содержания на месяц вперед.
– Отнимать я у него должен?! – вполголоса возмутился Леронт. – Он сам…
– И отнимешь. Либо иди к своему приятелю-трактирщику подносы таскать и тарелки мыть…
– Дядя, совесть-то есть у вас? Я ничего, я отговаривал!..
– Все, спать, – недовольно прервал старший, – завтра подниматься на восходе. Надеюсь, ты меня понял.
Ранним утром, чуть забрезжила над Галартэном заря, из-за отвалов старого рудника, заросших колючим кустарником, показалась небольшая фигурка, закутанная в ворох пестрых тряпок.
– Напился я, почудилось мне, глядите-ка! – бормоча, фигурка прокралась по мосткам, подобрала края покрывал, которые волочились следом. – Ничего, скоро по-другому запоете…
Его светлость походил кругами в лопухах, выбрался на открытое место и внимательно оглядел поляну. Ага… За сваленными в кучу бревнами трава была вся белая от росы. Тьфу, перчатки не взял! Расин брезгливо откинул сырые комья и, злясь от нетерпения, начал раскапывать землю.
Небо светлело, и над Галартэном тянулись первые лучи.
И вдруг он нашел… Да, что-то было. Расин зажал что-то обоими руками и вытащил из ямы. А в следующее мгновение старый рудник огласился громогласным хохотом.
– Что ржете, как конь! – вопил Расин, стоя по щиколотку в навозе и пытаясь вытереть руки о мокрую траву. – А ну вытащите меня отсюда!
– Простите, ваша светлость… – задыхаясь от смеха, ответил Леронт. – Я… сейчас позову кого-нибудь… Нет-нет, стойте так, а то еще больше увязнете!
– Я вам позову! Куда пошел!
– Минутку! Мгновение, ваша светлость! Вы только спрячьте… спрячьте подальше, а то отберут! Столько охотников! – и Леронт, хохоча во все горло, побежал было за подмогой, но с полпути вернулся, вспомнив вчерашнюю угрозу.
Расин осторожно вытаскивал ноги из ямы и собирал все ругательства, которые только знал, на голову несчастного речного духа, который прошлой ночью явился после четырех кружек «Зеленого клейма».
Герб Люмийского анклава – из старейших в Светломорье, лет ему за тысячу. Во всех гербовниках описан он так: на муравчатом поле ключ, вкруг него лазурная лента о пяти звездах.
– На каком поле? – переспросил Расин.
– На муравчатом, – повторил старший граф. – Травяном, если понятнее. Лента – пресветлый Люмион, великая наша река. Пять звезд – пять вершин Крутогорья, а про ключ уже никто не скажет, такая глубокая старина… Вон и одна из пяти гор – Спящий государь. Горан-освободитель, как говорят, не умер, а заснул глубоким сном и отдыхает после войны, пока не придет в нем нужда. – Граф покосился на Расина и добавил: – Это лишь предание.
Тот сделал вид, что не услышал и гордо отвернулся. Все эти бесконечные горы, легенды, князья-освободители и князья-воители – изрядно надоели, к концу-то второго дня. Солнце медленно клонилось к закату. Вот оно коснулось кромки, очертив линию горы, и вправду похожей на лежащего человека. У подножия лепились шатровые крыши Свято-Княжьей обители.
