– Что там? – крикнул Леронт, увидев, как дядя привстал в стременах. Тот не ответил.
– А я вам говорю… – продолжал свое Расин, но Леронт, не дослушав, кинулся вперед.
Над крышами Злато-Вена стояли темные курчавые дымы, кое-где рвались языки пламени. От запаха гари першило в горле.
– Пожар? – еще не понимая, спросил Леронт.
Дарен молча указал хлыстом на речной плес, посреди которого вздымалась скала. Меж ее уступов торчал вырезанный в камне нос лодки и мачта с парусом – знаменитый мыс Корабль, превращенный в памятник рыбакам и лоцманам Златой реки. Скала накренилась к берегу, отколовшаяся от нее глыба торчала из воды. Сам каменный корабль чудом уцелел. Правый берег изменил очертания – осыпал известняковую гору и утопил песчаную косу – для тех, кто знал линию здешних берегов, очень заметно.
– Черная Ольха… – с ужасом прошептал Леронт, вспомнив недавнее бедствие на другом краю княжества.
– Но здесь, кажется, полегче прокатилось, – отозвался дядя. – Ольху тогда с землей сровняло, и камня на камне не осталось…
– Места ведь спокойные, – все еще не веря глазам, говорил Леронт, – не случалось такого раньше…
– На моей памяти – нет. Но тогда люди не знают, что делать… Одна надежда на городничего.
– А кто там сейчас?
– Да все тот же, Гараян Корабел. Этот хоть в руках себя держать умеет…
Его тронули за руку. Граф глянул через плечо и увидел позеленевшего Расина, который со страхом обозревал вид с холма.
– Это что творится, а?
– Бедствие, – коротко сообщил Дарен.
– Так может, отправимся назад, пока не поздно? – внес дельное предложение его светлость.
– Наоборот, мы полным ходом направимся вперед. Ну же! – и конь Дарена полетел по тропе.
В город въезжали, как и намечено было, через парадные Речные ворота, точнее, через то, что от них осталось. Трава вокруг была вытоптана и усеяна обломками лепнины и узорной арки. Статуи первых старейшин города, стоявшие раньше в нишах ворот, теперь лежали, где вдребезги разбитые, где с отколотыми кусками. Вокруг суетились мастера, оборачивая изваяния мешковиной и осторожно укладывая в дощатые ящики с сеном. Под стенами выли собаки.
На улицах от запаха гари слезились глаза. Тушили пожары. Мимо просевших в трещины домов проезжали телеги, подскакивая на разбитых плитах. На телегах были тела, накрытые рогожей. Леронт, оборачиваясь, провожал их долгим взглядом. На мгновение перед его внутренним взором встал тот Злато-Вено, который помнился с детства: веселый городок на бегучей реке, вечно живой, вечно шумный, в прихотливом движении кораблей и лодок; с вечерним гомоном харчевен, где жарили рыбу и разливали местное вино, отдававшее давленым виноградом. Разница была ужасна.
– Вытри слезы, – поравнявшись с ним, тихо произнес дядя.
– Это от дыма…
– Понимаю. И все равно в руки себя возьми. Бери пример с его светлости – ему, я сморю, никакой дым глаза не ест.
Над покалеченным городом плыл звон одинокого колокола. Этот звон привел на Лоцманскую площадь, к собору. Западная его стена обвалилась, открывая внутреннюю роспись – переплетение лодочных снастей, парусов и речных рыб с золотой чешуей и радужными хвостами. Фрески были единственные в своем роде: на паруса шла краска с примесью перламутра, в хвосты и плавники рыб вставлены были полудрагоценные камни; когда через оконницы падало солнце, паруса светились жемчугом, а окуни и карпы радовали глаз огнистыми переливами. Сейчас камни выпали, над треснувшими стенами кольями торчали обломки, оставшиеся от изумрудно-зеленых куполов, расписанных серебряными звездами. Звонница уцелела.
