Я долго решалась на этот шаг. Поначалу пыталась найти в словах Дмитрия Егоровича хоть какой-то намек на предполагаемую близость. Может быть ему просто нужно женское внимание? Массаж, к примеру, тоже может стать благодарностью человеку, который не просто меня спас, но и приютил. Мне неудобно оставаться у него. Но и домой отправляться страшно.
Просто страшно.
И дело не в задержанном маньяке. Я просто безумно боюсь сейчас остаться одной. Вот и, оставшись в гостиной, в кромешной темноте, ощутила нездоровое чувство страха. У меня не было панических атак. То, что я переживала ранее, уже давно способствовало возникновению некой черствости. Нет слез. Истерик. Я просто принимаю это как должное, хотя и предпринимаю возможные мне попытки избежать очередной встречи с этим монстром.
Но сейчас и он не пугает.
Пугает все вокруг. Непривычные мне стены. Диван, на котором я сижу впервые. А главное, закрытая дверь в спальню к Дмитрию Егоровичу. Я на вправе просить его оставить комнату открытой. Но я и не ожидала, что столкнусь с самым настоящим безумием.
Только выскочив в прихожую, постепенно восстанавливаю дыхание. Наверное, так и происходят панические атаки. От девочки знакомой, с кем училась вместе в консерватории, часто слышала, как ей становится душно, как она в буквальном смысле теряет сознание. Не знаю, близка ли я была к потере, но входить обратно в гостиную не хочу.
Отправиться на кухню и сидеть там? Но взгляд сам падает на дверь спальни Дмитрия Егоровича. В голове сразу проносятся слова Ольги. Находясь в стрессовом состоянии, уже четко дума о том, что нужно хоть что-то сделать.
Восемь лет. Ему же всего тридцать восемь! Совсем закрылся. Совсем жить прекратил. Так нельзя.
Хотя. Чем я отличаюсь? После смерти отца я так же закрылась.
Сама как-нибудь справлюсь. А вот майору приходится тяжелее.
Может быть, Оля просто о нем ничего не знает? Может быть, он пользуется услугами проституток? Или у него есть какая-либо дама, к которой он ходит снять стресс.
Черт. Кажется, мне окончательно вбили в голову, что мужчинам от женщин нужно только одно. Но это все мужчины. А здесь Дмитрий Егорович. Человек серьезный, вежливый, рассудительный.
Успокоившись, принимаю решение войти к нему в спальню. Не знаю, решусь ли я на все причуды, которые сейчас выстраиваю в своей голове. Но пусть это будет для него вроде как психотерапии. Если он действительно столь долго чтит память о своей жене, может хоть после моей благодарности начнет смотреть на других женщин. Кто знает. Вдруг и счастье свое еще найдет.
Не думаю, что его жена была бы рада такому затворничеству. Она была добрым и светлым человеком. Любила его по-настоящему. Любила и желала только добра. А разве секс с женщиной после собственной гибели – это не добро?
- Господи, - бормочу только губами, не издавая звука, - вот это меня занесло в рассуждениях…
Перед глазами встает образ покойной жены Дмитрия Егоровича. Поднимаю голову вверх, глядя в потолок, но видя только кромешную темноту.
- Ксения Александровна, - обращаюсь к покойной супруге майора, - простите, если что не так.
Я должна попробовать. Хотя бы попробовать. Он мне сегодня жизнь спас. Может я сейчас ему тоже жизнь спасу? Не в буквальном смысле, конечно, а лишь в фигуральном.
На ватных ногах и трясущимися руками открываю дверь. Вхожу в комнату, почему-то прикрыв дверь за собой. Все. Теперь точно назад хода нет.
