Его зовут Борис - страница 8

А незадолго до этого пришёл на собрание анонимных алкоголиков человек с годом трезвости и сказал, что он «сорвался», две недели «бухал». Стыдобища! Людям в глаза невозможно смотреть, всех подвёл, на него возлагали трезвые надежды, а он! Эх ты! А тут – глядь, и ничего. «Сорвавшегося» все по плечу похлопывают: ничего, мол, упал, вставай, иди дальше.

Уже после этого у Бориса не было защиты, потому что тогда он подумал: значит, можно, ничего страшного. И пришла ему в голову «гениальная» мысль: «Да, я бессилен перед алкоголем, да, я не способен контролировать количество выпитого, но у меня есть программа «12 шагов», и я смогу контролировать периодичность и долготу запоев»!

Сегодня он понимает прекрасно, что Бог ему звонил во все колокола и кричал: «Боря, какие девочки-бассейн-угорь?! Ты едешь пить! Остановись»! Но он уже тогда был глухим, он был одержим. И даже когда компания прибыла на место, пока они ставили машины, оформлялись в гостиницу и так далее, несчастного уже носило, он не находил себе места – ему не терпелось «принять на грудь». Но по-прежнему не отдавал себе отчёта и говорил (себе же), что пить не будет.

Он ушёл в запой, который продолжался четыреста дней, с небольшими физиологическими перерывами для того, чтобы не умереть. Наркологии Бориса уже просто не брали, врачей-похметологов3 тогда ещё не было, мать вызывала знакомую медсестру, она ставила капельницу. Чуть-чуть оклемался, пошёл пить дальше. Так продолжалось тринадцать месяцев – с марта 92-го по 12 апреля 93-го года.

Для Бориса это чёрное пятно. Он почти ничего не помнит. Поэтому и кадры на экране обрывочные, скомканные, мельтешащие. С трудом можно что-то уловить, зацепиться глазом, как при быстрой перемотке киноплёнки. Хорошо видно только то, что рассказывали об этом времени жена, мать, дочери. Мать, которая помнила сына полтора года «подшивки» трезвым, говорила: ты «подшейся» и хотя бы две недели не попей. Две недели для неё были пределом мечтаний. На последней «подшивке» Борис был трезвым три часа. Из двух «кодировок» на одной пробыл трезвым неделю, после второй пошёл пить сразу. Он тогда говорил: если меня что-нибудь спасёт, то только программа «12 шагов».

А теперь – зачем был этот экскурс в пьяное прошлое. По сути, весь четырёхсотдневный запой Бориса можно считать своеобразной работой по Второму шагу. Да-да, как бы абсурдно это ни звучало. Теперь нам будет легче подойти к нему. Эта глава книги «Жизни» – полноценная, отработанная на все сто процентов, писалась не один год. Черновиков оставила после себя – уйму.

Действие второе (Второй шаг)

Если вы обратили внимание, то рассуждения нашего героя, предшествующие его многомесячному запою, были ориентированы на самого себя – я могу, я сделаю, я буду контролировать. А Второй шаг программы звучит так: «Пришли к убеждению, что только сила, более могущественная, чем наша собственная, может вернуть нам здравомыслие».

«Это что, у меня нет здравомыслия? – с возмущением думал наш гениальный алкоголик. – У кого оно тогда есть? Покажите мне пальцем! У меня здравомыслия больше, чем у Эйнштейна! Мой «здравый» смысл мне говорит, что если я бессилен перед алкоголем и не управляю своей жизнью (Первый шаг), то значит, по моей логике алкоголика, Второй шаг должен говорить о том, как это бессилие преодолеть. А иначе на кой мне та программа?!»

Все четыреста дней запоя Борис упорно трудился по Второму шагу: он никак не желал признавать отсутствие у себя здравомыслия. Сегодня, когда шаг, на котором он столько ломался и пробуксовывал, выполнен, когда есть семнадцать трезвых лет, рассуждения Бориса могут демонстрировать этот возврат здравомыслия: