Его зовут чудовище - страница 14

Мое рабочее место было в просторной приемной, светлой и эргономично удобной. Здесь было тепло, пахло свежестью и кофе, потому что рядом стояла кофемашина, что, безусловно, радовало. И располагалось оно вдалеке от основного зала, где трудились все инженерные отделы. Получалось, что от всего коллектива я была изолирована и ближайшим ко мне соседом был шеф. Мне предстояло стать правой рукой Сафонова, к слову достаточно требовательного и с немалыми заморочками. К примеру, у него была сильная тяга к сортировке всего вокруг, включая не только личное рабочее пространство, но и сетевые папки, где мы обменивались файлами. Начинались они в строгой годовой иерархии, состояли из нескольких внутренних, разделенных по определенным критериями, а внутри каждой папки были еще папки, как матрешки.

— И не дай бог нарушишь эту тенденцию, криков потом не оберешься, — рассказывала мне Наталья. — Проще сразу привыкнуть, делать, как ему удобно, и избежать скандалов, а то наслушаешься в свой адрес.

Дальше нам предстояло посетить знаменитый архив — большое сумрачное помещение с высокими и, кажется, бесконечными стеллажами больше похожее на лабиринт, чем на общепринятое понятие сего помещения. Здесь тоже все сортировалось в определенном порядке, корешки чертежей и пояснительных записок разделялись по цветам, полки по годам и вдобавок к тому нумеровались.

— У него что, ОКР? — рассматривая ровные ряды папок, поинтересовалась я у Натальи.

— Не знаю, — пожимала та плечами. — Мне все равно. Но к его системе быстро и просто привыкнуть, если раз понять.

Все записывая и отмечая у себя в блокноте, я действительно старалась проникнуться рабочим процессом и мышлением Сафонова, которое просматривалось во всей его вотчине. И если взглянуть на зал с инженерами с балкона, то можно заметить, что даже их он рассадил в определенном порядке, а не как попало.

И, естественно, в его кабинете тоже все было рассортировано. Стол представлял собой удобную для него систему, начиная от карандашей и заканчивая местом для посетителей. В силу своего характера я решила провести небольшой эксперимент, и когда мне впервые представилась возможность записывать его поручения и слушать распорядок будущей недели и свои задания, то украдкой передвинула стаканчик с синими ручками на пару сантиметров правее. Сразу же замолчав, заметив мои действия, Сафонов вернул его на место и продолжил монолог. Тогда я взяла черную ручку из другого стаканчика, покрутила ее в руках, словно между делом, и вставила в стаканчик с красными.

— Что ты делаешь? — последовал раздражительный вопрос.

— Да так, — пожала я плечами, — проверяю одну теорию, — и снова потянулась к ручкам.

— Хватит! — одернул он меня нервно. Вернул вещи на свои места, а я подняла руки в знак примирения.

— Я все поняла. Простите. Больше не буду.

Творческие личности все с прибабахом, в этом я убедилась не только на опыте, но и на себе. Поэтому закидоны нового шефа меня совершенно не смущали. Я выросла во вполне себе стандартной семье, где папа работал, мама хранила очаг, младшая сестра бесила своим существованием, кошка красиво дополняла собой интерьер гостиной, а собака сторожила двор. Поэтому я всегда смотрелась странно на их фоне из-за своей манеры одеваться, мыслить и мечтать.

Когда в детстве спрашивали, кем бы мне хотелось стать, то отвечала, что космонавтом, а не какой-нибудь певицей или актрисой, что, безусловно. шокировало воспитателей. В десять решила, что мои мучения с длинными волосами будут покончены и обрезала их сначала по плечи, потом до мочек ушей, затем и вовсе так коротко, как только можно. Бабушка плакала горючими слезами, приговаривая, что девочка, и не положено, и не красиво, и потом я обязательно пожалею, но меня эти причитания не смогли остановить. В двадцать я проколола нижнюю губу и вставила сережку-колечко. Настала очередь отца хвататься за голову и махать перед носом ремнем, угрожая расправой.