– Ну да, – сказал я, пытаясь голосом изобразить раскаяние за сказанное, – если следовать вашей логики, то это было бы именно так. Вас бы схоронили живьём, пока вы, грубо говоря, глубоко спали.
– Так вот и я о том же, – его голос снова помрачнел. – Поэтому единственное, в чём я сейчас искренне убеждён – это то, что тело моё всё-таки украли.
Я уже совсем проснулся. Протёр глаза, откашлялся и, кряхтя, как несмазанная дверная петля, попытался приподняться на локтях.
– Постойте, – сказал я, – но зачем кому-то понадобилось ваше тело? Тем более, находящееся в коме. По-моему, это полнейший абсурд.
– Вот и мне совсем это не ясно. Сначала я подумал, что это сделано в наказание мне за что-то. Но потом я вспомнил, что и наказывать-то меня особо не за что, да и некому. Затем я предположил, что это банальная медицинская ошибка. Однако и тут меня ждало огорчение. Как вы уже предположили, меня по ошибки могли счесть мёртвым, но тогда бы и тело моё спокойно ждало своего часа в морге. А я уже сказал, что его там не было. Да и времени на самом деле прошло недостаточно много для того, чтобы меня успели закапать и отпеть.
Он на время замолчал, я же не знал, что сказать ему на это.
– Когда я окончательно сбился с толку, рассуждая обо всём этом, я не придумал ничего иного, как ждать. Но время шло, и ничего не происходило. Не превращаться же мне в блуждающую тень. Сами понимаете, в таком виде я мало что способен сделать самостоятельно. И единственным верным решением, которое пришло мне в голову, было обратиться к тем, у кого и дух и тело ещё составляют единое целое.
– Проще говоря, к людям.
– Да, но, если помните, я не хотел бы исключать себя из числа живых людей. Понимаете, о чём я?
– Понимаю. Извините. А почему же вы обратились за помощью именно ко мне?
– Так тут всё просто, – сказал он, как мне показалось, улыбаясь. – Вы первый и, наверное, единственный, кто меня не испугался. А многие и вовсе не увидели меня или предпочли сделать вид, что не увидели. Знаете, как людям порой тяжело просто признаться себе хотя бы в том, что их что-то может напугать. Кутаются с головой в свои одеяла, закрываются от всего подушками или жмурятся сильнее, чтобы скорее уснуть, как будто это и в самом деле помогает. Как будто от этого страхи испаряются сами по себе. А почему, кстати, вы меня не испугались?
– Не знаю, – сказал я, немного помешкав. – Думаю потому, что ваше появление напугало меня меньше, чем осознание того, что возможно со мной уже никто никогда не заговорит и уж тем более попросит о помощи. Посмотрите на меня. Я лежу один, в отдельной комнате в доме для престарелых, скажем прямо, в забытом всеми богами месте. Мне далеко за семьдесят и все кругом считают меня если не последним негодяем, то уж точно каким-нибудь сумасшедшим, – тут и я не удержался от ироничного смешка. – И так последние лет пять. Так что ничего удивительного в моей реакции на ваше появление нету. Ведь и сам себя считаю чуточку тронутым. Наверно, поэтому и не испугался. Я, смешно признаться, даже рад, что вы здесь. Только вот, к сожалению, помочь я вам ничем не смогу, сами видите.
Он разочарованно вздохнул. Мне стало его по-настоящему жалко, будь он и всего лишь плодом моего воображения или привитого мне здесь сумасшествия. Этот фантом, сгусток энергии, заблудившийся в мире всего осязаемого и материального, казался беспомощным ребёнком. Ребёнком, которого оставили одного слишком надолго, и он оказался один на один с незнакомым ему окружением. Безразличным и слабым.
