Ая следила за учителем, он не повернул головы с тех пор, как ушла хозяйка. Словно загипнотизирован ребенком. Внимательный, сосредоточенный… взволнованный. Легкая вибрация в походке, Иван медленно подбирался к этому человеческому существу. Присел на колени у стола, где незнакомка возила карандашом.
– Здравствуй, Миша.
Девочка не подняла глаз. Ая фыркнула. Сама не поняла почему. Повернулась к окну. Но снова глянула на учителя, на его умиротворенное лицо. Он смотрел отрешенно на пациентку. Как всегда.
Что-то раздражало. Белая краска рамы облупилась, по подоконнику разбросана земля из горшков, цветы пахли странно. С улицы послышались крики детей. Резкий гудок машины где-то вдалеке. Это все мешало, и мурашки почему-то ползли по коже.
С глухим стуком окно захлопнулось значительно резче, чем ожидалось. Ая обернулась: учителя, конечно же, отвлекла ее возня. Он не осуждал, был спокоен, но на губах ни намека на улыбку. Взглядом указал на диван.
«Это важно», – поняла Ая и повиновалась. Скользнула на мягкую подушку и тут же утонула в ней. Требовалось хотя бы не мешать. Иван на службе, и его работа – эта Миша, которой, казалось, не было никакого дела до вторжения гостей. Рисовала, даже не подняв головы. Ни интереса, ни страха. Ничего.
Ая пыталась понять, что в ней такого, зачем учитель пришел, что видел? Ая – лишь коротенькую круглую челку, сиреневые рюши на рукавах, разбросанные по столу мелки. Хотелось посмотреть на лист бумаги, но неловко было приблизиться.
– Вы пришли спасти меня? – вдруг подала голос Миша.
Тон был абсолютно равнодушный.
– Почему ты так решила?
Девочка пожала плечами, начав что-то штриховать.
– Мари так говорит. Я не могу выйти из дома, слишком опасно.
Сколько ей лет? Ая смотрела и не понимала. Сначала показалось, совсем ребенок.
– А ты хочешь? – спросил Иван.
Миша подняла глаза. Такие же большие и круглые, как у хозяйки. В них мелькнуло какое-то осознание:
– Мари говорит, мир не такой яркий, как в кино. Там много заразы и люди плохо поступают с такими, как мы.
«С такими, как мы». Ая покатала последнюю фразу на языке, стараясь рассосать, как кислую таблетку. Все верно, мир не такой хороший. Совсем не хороший. Ая бы тоже не хотела выходить в эту грязь и серость. Просто к людям, неважно каким. Но и тут было не лучше.
Перед глазами всплыл спасительный образ академии. И пускай не складывалось с однокурсниками, он нес надежду, спасение. Что-то слишком роскошное для Аи. Дышать становилось сложнее: когда в комнате стало так душно?
– Тебя не нужно спасать, Миша, – сказал учитель.
Девочка снова стала что-то рисовать. Ая незаметно подвинулась ближе.
– Потому что я плохая?
– Ты в порядке. Я лишь пришел убедиться в этом.
Миша прервалась и какое-то время задумчиво крошила ногтем край мелка. На фалангах пальцев бугрилась кожа, словно покрыта какой-то коркой. От этого зрелища внутри неприятно кольнуло. Что-то неестественное, неправильное.
– Вы врач? – произнесла Миша с тоном иронии.
Ая скривилась, не ожидая, что какая-то девчонка может позволить себе говорить с Иваном сверху вниз. Но учителя это, казалось, нисколько не раздражало, он лишь дружелюбно ответил:
– Нет. Не в привычном смысле.
– Мари говорит, некоторые врачи могут лечить душу.
– Боюсь, что такой способности не существует. Но душа может исцеляться сама. Надо ей только немного помочь.
Миша вдруг остановила движение на листке, маленькая ручка сжимала темно-синий мелок. Он уже успел окрасить пальцы. Она скосила взгляд куда-то в угол комнаты и протянула:
