Порог Нджего, то есть «Тигр»[543], обязан своим именем грохоту волн, которые стремительно несутся по коридору шириной не более двадцати метров. Небольшой лесистый островок, покоящийся на высоких скалах, делит здесь Огове на два рукава; но этот коридор, как бы вырезанный между двух отвесных стен, – единственный, по которому можно пройти, и мы готовы рискнуть. Мои страхи, что гребцы оробеют, лианы порвутся и пироги опрокинутся, на этот раз, к счастью, не оправдываются: к вечеру мы беспрепятственно прибываем к месту нашей новой стоянки.
Утром мы расплачиваемся за свой ночной отдых. Неожиданно поднявшаяся на восемьдесят сантиметров вода унесла две лодки. Боайя и его люди на пустых пирогах бросаются на поиски.
После двух часов головокружительного спуска они находят лодки, целыми и невредимыми выброшенными на берег недалеко от Ашуки. Несколько туземцев приходит им на помощь; мы ждем довольно долго, пока уплывшие пироги и их спасители не присоединятся к общему каравану. Наконец 20 марта мы снова пускаемся в путь.
Несмотря на дружеское расположение, проявленное павинами, оканда и адума не чувствуют себя в безопасности, поэтому они дают знать павинам о моем присутствии, распевая во все горло песенку гребцов и настойчиво повторяя мое имя, хорошо тем известное:
«Едет командир.
Отныне он – вождь страны»[544].
Нам предстоит теперь преодолеть отрезок пути, гораздо более трудный, чем прежде, – порог Оганджи и водопады Бове.
Утром мы проходим несколько порогов и достигаем устья небольшой, но очень строптивой речушки Икано[545]. Ее бурлящий поток еще долго сохраняет свой след в водах Огове, русло которой доходит здесь до восьмисот метров в ширину.
Немного дальше – новый изгиб; Огове расширяется еще больше: мы находимся у Оганджи. У левого берега река образует, в зависимости от сезона, то небольшой водопад, то непроходимый порог; мы плывем мимо правого берега, тоже довольно каменистого, в надежде найти менее опасный проход, пусть даже он потребует больших усилий. Вскоре мы оказываемся в лабиринте островов и скал, среди которых взгляд напрасно ищет какой-нибудь фарватер. По высоким берегам, отстоящим друг от друга на пятьсот или шестьсот метров, можно определить только общее направление реки; однако гребцы останавливаются и, показывая на облако, белеющее на юго-востоке, кричат: «Бове!»
Грохот водопада едва различим среди шума окружающих нас вод, но постепенно заглушает его. Мы продвигаемся вперед; последний остров остается позади, и уже ничто не защитит нас от бушующих стремнин и водоворотов. Надо останавливаться, разгружать пироги, переносить по суше груз, а потом и сами лодки.
Посередине реки груда скал, между которыми корчатся несколько хилых кустарников, отражает напор волн, разбивая их на два потока. Левый, пятидесяти метров в ширину, обрушивается вниз сплошной массой с четырех– или шестиметровой высоты. Правый бьется о сверкающие и отполированные глыбы черного гранита и несется с неистовой силой по наклонной плоскости[546].
Нужно переносить багаж и тащить пироги по гранитным скалам водопада. По моему зову Нааман и все его павины в количестве двухсот или трехсот человек спешат нам на помощь. Они включаются в эту утомительную работу[547], не очень уверенные в успехе предприятия. Ложка соли каждому из моих новых друзей – щедрое вознаграждение за труд.
К пяти часам вечера дело закончено. Пироги снова спущены на воду в небольшом бассейне, удобной гавани, созданной природой за порогом. Мы вышли наконец из зоны скалистых плато. По моим расчетам, разница между уровнем нашего лагеря и тем местом, где мы высадились, составляет пятнадцать метров.
