Экспедиция надежды - страница 45

В ту пору по всей Испании строились больницы, приюты для подкидышей и знаменитые дома Галера – пристанище для публичных женщин, которое также служило тюрьмой для наказания замужних женщин по ходатайству их супругов; объяснялось это стремлением правительства Карла IV укрепить значимость богоугодных деяний в противовес пагубному влиянию французских революционных идей. Помимо того, огромное количество калек, нищих, умалишенных, беспризорных детей и проституток на городских улицах входило в противоречие с гуманистическими ценностями эпохи Просвещения. Отчасти стремительное обнищание людей являлось следствием бесконечных военных конфликтов того времени. Город был укреплен – в нем соорудили бастионы, равелины, пороховые погреба, рвы и батареи для защиты входа в порт. Но для размещения такого количества солдат казарм не хватало и многие устраивались на постой в дома горожан. Эта скученность, а также постоянный приток деревенских жителей стали благодатной почвой для «роста числа женщин, предающихся безделью и самой бесчестной проституции», как писал в 1793 году уполномоченный член магистрата. Это привело к резкому увеличению количества абортов и незаконнорожденных детей, практически не имевших шансов на выживание. Детей бросали, живыми или мертвыми, на ступеньках домов, в мусорных ящиках, в нишах, в полях под стогом сена, их оставляли в неурочные часы прямо посреди улиц, а некоторых находили наполовину обглоданными зверьем. Дабы избежать такого числа детоубийств, при больнице Милосердия открыли отделение тайных родов: там гарантировали анонимность роженицы и не брали тех, кто успел прилюдно обнаружить свою беременность. «Богоугодная идея, достойная всяческого восхищения», как сказал дон Херонимо.

Убедившись в умелости и ловкости Исабель в уходе за больными и, прежде всего, в ее сдержанности и скромности, дон Херонимо попросил девушку работать помощницей акушерки; в больнице едва справлялись с количеством женщин, жаждущих попасть в отделение тайных родов. Все они приходили, закрыв лицо, чтобы никто не смог узнать их. Персоналу больницы запрещалось задавать какие-либо вопросы об их жизни. Правила защиты личности были столь строгими, что в случае смерти роженицы тело выносили только глубокой ночью. Исабель приняла предложение. Ей нужно было покончить с работой служанки, вырваться из золоченой клетки, пусть даже в этот закрытый, отрезанный от всех мир.

Отделение тайных родов было разделено на несколько помещений: одни – для бедных, попроще, где на стенах проступали пятна сырости, другие – почище, для тех, кто в состоянии оплачивать расходы. Внутрь имели право заходить только капеллан, надзирательница, акушерка и Исабель. Большинство женщин ходили нечесаными, в лохмотьях, другие были прилично одеты, но всех их объединяло выражение глухого отчаяния в глазах. Женщины почти не разговаривали, то ли из-за духоты, то ли из-за тоски; кто-то молился, другие пытались привести волосы в порядок, третьи давали ребенку грудь, прекрасно зная, что малыша придется отдать, как только найдется кормилица. Устав был строгим, капеллан вручал ребенка кормилице сразу же после крещения. Если впоследствии какая-нибудь мать, в силу изменившихся обстоятельств, хотела забрать его, можно было подать ходатайство. Но большинство рожениц находилось здесь анонимно; у этих женщин почти не было шансов оставить ребенка при себе, и в этом случае он попадал в приют или на усыновление. Исабель видела себя в этих заблудших женщинах и не уставала благодарить Бога – и Игнасию – за то великое счастье, что на ее пути встретились супруги Ихоса. Может, кто-то из этих страдалиц и согрешил из сластолюбия, но все же большая часть была обманута, как и она сама; другие же пали жертвой насилия, как некая племянница епископа – совсем молоденькая девушка с ангельской улыбкой, похожая на раненую птичку, которая как мантру твердила одну и ту же неразборчивую фразу. Сколько страданий скрывалось за этими стенами… Однако само существование подобного заведения для заботы об одиноких матерях, без сомнения, могло считаться шагом вперед, предвестником новых времен.