Судно снабжения мы выторговали в Сосновке за дикие деньги, оно у них одно из двух было, и они понимали, что собирать столь сложную технику сейчас они вряд ли осилят, – и потому торговались по-взрослому. Но и было за что – осадка у него мизерная, в носу аппарель, как на десантном судне, рубка высокая, пулеметы там запросто ставятся. И на борту – кран с вылетом стрелы двадцать метров и грузоподъемностью семь тонн. Надо тебе – не швартуя к берегу большой баржи, погрузил, что тебе надо, с нее, перевез на берег, продал. Загрузил купленное – и опять на баржу погрузил. Надо – высадился, причем на любой берег, и не на своих двоих, а на технике. Сломалась баржа – ты ее отбуксировал. И автономность у этой посудины неплохая – она рассчитана на снабжение нефтяных платформ, может долго в море болтаться. Короче говоря, всем она хороша, и окупается с гарантией.
В Сосновку, кстати, можете не мотаться, Госсовет и второе выкупил, причем с договоренностью, что если они еще одно возьмутся строить, то первым предложат нам…
Уже под самый вечер подошли к Нефтекамску. Там грузились нефтеналивные баржи с дебаркадера, смешно – но порт начали делать только после Катастрофы, когда стало понятно, что речные пути самые безопасные и хорошо живет лишь только тот, кто рядом с рекой и может торговать по ней. Я связался с администрацией порта, известил, что мы тут переночуем, мы включили стояночные огни – и через десять минут подошла моторка. Невысокий интеллигентный человек средних лет перебрался к нам на борт.
Это был капитан рейда, звали его Марс, отчество у него было татарское, но такое сложное, что все называли его Марс Геннадьевич. Порт был его детищем, он построил его, закупил и поставил понтоны, бросил рукава с берега – чтобы город жил.
До Катастрофы он был частным предпринимателем в Казани, Катастрофа застала его здесь – иначе бы он погиб. Я уже упоминал, что было в Казани. Два миллиона жителей, куча туристов и международный аэропорт – в дни Катастрофы это был приговор.
– Вадимыч…
– Марс Геннадьевич…
Обнялись, я достал чекушку «сарапулки» и стаканчики. В наши дни настоящая водка – сама по себе подарок.
– Как дела у вас?
– Местами. Живем… если можно так назвать. Вчера монстра отстреляли.
– Порвал кого-то?
– Нет, успели.
Монстры… три года спустя они все еще большая проблема. В отличие от медлительных и оседлых мертвяков, они кочевые, могут перемещаться на десятки километров, если не сотни, и даже зима им не помеха – они просто забираются в подвалы брошенных домов и там зимуют. И их очень, очень трудно убить.
– У вас как?
– Вот, на юг пошли.
– Не в Новгород?
– А что мы там не видали?
Марс Геннадьевич поцокал языком.
– Сомнительное дело.
– В Новгороде уже спрос не тот. А внизу…
– Ну там-то да…
– Слышали что-то?
– Да как сказать.
– Благодарен буду.
– Благодарен… не туда ты идешь, Саша…
– Я легких путей не ищу.
– Ты не словами громыхай, – сказал Марс Геннадьевич, – а головой думай. Например, почему с юга к нам не ходят торговые караваны?
– Известно дело, со шлюзами проблема. Я сам еще ничего не знаю.
– Нет, проблем там таких уже нет. В другом дело.
– Кавказ там.
Кавказ… ну, Кавказ есть Кавказ.
– В наши дни – все люди, кто люди.
– Да нет, не скажи.
Марс Геннадьевич достал сигаретку, подкурился. Огонек рдяно тлел в сгущающейся тьме.
– Многие думают, что Кавказ делит людей на правоверных и неверных, но это не так. Ислам для Кавказа – не более чем повод. Один из. Поверь мне как человеку, которого в девяностые украли и сорок один день в зиндане продержали.
