Экзистенциальный эскапизм: новая проблема общества открытой информации - страница 23

В Советском Союзе была предпринята попытка построить общество, основанное на абсолютном равенстве. Но так как равенство подразумевает единый закон для всех равных, то добиться хоть какого-то равенства можно было при помощи единственного средства: ограничить мир территорией, на которой уже свершилась революция, и грезить о расширении этого мира – о мировой революции. Также пришлось ограничить (в реальности запретить репрессивными методами) все организации, претендующие на создание инакого закона, – религиозные организации, все партии. Мы не ставим перед собой задачу описать данное явление в целом, это не вместили бы в себя рамки нашей работы.

Описывая определенный аспект формирования определенной ментальности, определенного типа идентичности общества, мы не концентрируемся на том, насколько они происходят из самой идеи, а насколько из особенностей большевизма как радикального марксистского течения, вдохновленного идеей научного экономического детерминизма, возникшего в среде русской интеллигенции и русской ментальности, о которой писал еще Бердяев[66]. В.В. Сильвестров считал, что репрессивный характер социальной реализации радикально понятых идей марксизма является закономерным следствием Марксового переворачивания Гегеля: переноса идеалистической диалектики, разворачивавшей проблематику противоречивости бытия в сфере общения, то есть – в сфере понятия, в социально-материальный план как основу и источник любых метаморфоз в сфере мысли (Сильвестров, 1998). Отсюда получился парадоксальный результат: мысль о первичности экономики по отношению к духу ведет к насилию над экономикой под лозунгом следования ее внутренним диалектическим законам.

Тут же идет речь о том, о чем Ю. Шрейдер писал: «В своё время атеистический гуманизм из двух главных заповедей Христа – о любви к Богу и любви к ближнему – оставил только последнюю, чем открыл прямую дорогу к уничтожению человечности и, в конечном счёте, к уничтожению человечества. Любовь к ближнему в нелюбви к Богу привела к тому, что сам круг ближних стал выбираться под давлением господствующей идеологии, а «дальних» («врагов народа», «классово чуждых», «инородцев», «расово неполноценных») разрешалось уничтожать сколь угодно жестокими средствами, ибо делалось это исключительно ради любви к ближнему»[67]. То есть мы видим, что возможность выбора идентичности в рамках мира сократилась до минимума. Подразумевалось, что человек примет единый закон и всеобщее равенство за счет своей глубокой рефлексии, позволяющей ему понять, что это наилучший путь. Но и это предположение не оказалось верным. Поэтому выбор «Я» – стратегий тоже пришлось ограничить. В результате ранние идеи Маркса, в центре внимания которого стояла проблема отчуждения (которое понималось не только как механизм отделения людей от процесса и результатов их труда, но и как процесс, в котором люди становятся чуждыми миру: «Всякое самоотчуждение [Selbstentfremdung] человека от себя и от природы проявляется в том отношении к другим, отличным от него людям, в которое он ставит самого себя и природу. Вот почему религиозное самоотчуждение с необходимостью проявляется в отношении мирянина к священнослужителю… В практическом действительном мире самоотчуждение может проявляться только через посредство практического действительного отношения к другим людям. ‹…› Таким образом, посредством отчуждения труда человек порождает не только свое отношение к предмету и акту производства как к чуждым и враждебным ему силам, – он порождает также и то отношение, в котором другие люди находятся к его производству и к его продукту, а равно и то отношение, в котором сам он находится к этим другим людям…»