А дело, ради которого мы проехали шестьсот с лишним верст, занимает всего пару минут: приветственные рукопожатия, пакет с деньгами передан из рук в руки, короткие слова благодарности и приветы Борису Николаевичу, прощальные рукопожатия, – и на этом все, миссия выполнена, можем возвращаться домой. Для меня во всем этом нет ничего неожиданного, уже доводилось бывать в подобных ситуациях, но Юра недоволен тем, как нас встретили: «Хоть бы из вежливости пригласили на чашку кофе!». Конечно, это было бы недурственно. Но не случилось. Не будем же мы из-за этого изводить себя недовольством? Для известного всей стране актера мы всего лишь почтальоны, и не более того.
– Юра, ты фильм «Курьер» видел? Это про нас с тобой. Курьеры, самое большее, на что могут рассчитывать, – на благодарственное рукопожатие. Нас им и одарили. Так что смири гордыню и не ропщи.
Семь утра. Пустой перрон. Пассажиры разошлись. Невостребованность рождает неопределенность желаний. Стоим с Филиновым и ломаем голову, как распорядиться наступающим днем. Может, взять обратный билет на ближайший поезд? Но это как-то некуртуазно – из вагона и сразу в вагон. Да и почему бы не воспользоваться тем, что мы здесь, и не погулять до вечера по Великому городу? Когда еще доведется.
Питер огорчил. Здесь еще большая разруха, нежели у нас в Москве. Обошли Невский вдоль и поперек, облазили все его переулки – ни одной пивной! От Юриного унылого «Ну вот, зря приехали!» уже бросает в дрожь. Наконец, обнаруживаем заведение с оригинальным названием «Чайка» (хорошо хоть не «Ласточка», как по всей стране), источающее ароматы солодового сусла, но оно не для нас – пиво отпускается исключительно за валюту.
– Эх, как бы мы здесь гульнули на ельцинские тридцать тысяч!
– Юра, держи себя в руках!
В Питере нам с билетами помогать некому. Юрины попытки произвести должное впечатление на здешних кассирш не увенчались успехом. Видно, не тот тут типаж в ходу. Попытка наладить «боевое взаимодействие» с ментами вообще едва не закончилась задержанием. Так что возвращаться домой приходится самым тихоходным поездом, плюхающим до Москвы едва ли не весь световой день.
…Разруха разрухой, но телефонные автоматы в столице, слава богу, пока работают. Прямо с вокзала звоню Суханову: все в порядке, деньги доставлены по назначению!
– Ты у Басилашвили расписку не догадался взять?
– Нет. А надо было?
– В общем-то нет, но… – Суханов замялся, то ли не решаясь говорить, то ли подбирая подходящие слова. – Тут у нас есть один деятель…
– Лев Евгеньевич, не тяните – случилось что?
– Говорит, что ты взял больше, чем отдал.
– Вот как? И кто же такое говорит?
– Неважно.
– Как это неважно?!
– Ну, он из этих, с Лубянки.
– Понятно. И Борис Николаевич ему поверил?
– Думаю, он ему об этом не говорил. Пока еще не говорил.
– Хорошо. Я завтра к вам приеду и при нем позвоню Басилашвили. Узнать сколько денег я передал, проще пареной репы. Надеюсь, ваш чекист после этого не скажет, что мы с артистом в сговоре?
…Прихожу к Суханову как на работу, к десяти утра, и вот уже четыре часа маюсь от безделья, сидючи у него в кабинете. Жду, когда Ельцин освободится. Как мне было сказано, сегодня он до крайности занят. Сначала у него был долгий разговор с Полтораниным, а после умчался на какую-то архиважную встречу. Но сказал – вернется.
– Лев Евгеньевич, так кто же этот чекист? Я его знаю?
