Елизавета Федоровна - страница 8
11 июля Алиса родила третью дочь, названную Иреной, что по-гречески значило «мир». В этом звучала ее надежда, звучала мольба. И мир наступил уже через две недели. Фактически он являлся капитуляцией, но другого выхода не было. Существование герцогства висело на волоске. Сопровождаемое канонадой приближение прусских войск вызвало в Дармштадте панику, и только немедленное прекращение боевых действий ценой любых уступок могло спасти несчастную страну.
Столицу наводнили пруссаки. Они вели себя бесцеремонно и нагло. Грубили, мародерствовали, влезали куда угодно, включая винные погреба герцога. О масштабах катастрофы бедная Алиса сообщала матери: «Мы потеряли окраинные земли и весь Гессен-Гомбург, всего шестьдесят четыре тысячи душ. Кроме того, мы должны уплатить три миллиона, и это после того, как в течение шести недель обеспечивали постой прусской армии, что обходилось нам по 25 тысяч флоринов в день. Половина нашей армии оказалась под прусским командованием. На железных дорогах царит полнейший беспорядок. Почта и телеграф вскоре станут прусскими. Пруссаки посягают на наши художественные ценности, наши старинные картины, книги и рукописи».
Ничего этого маленькая Элла не видела и, конечно, помнить не могла. Однако на всю жизнь у нее останется полное неприятие всего прусского, почерпнутое из общего семейного настроения. А еще на ее детстве отразится бедственное положение страны и собственной семьи, вызванное военным разгромом. И без того небогатые Людвиг и Алиса теперь еле сводили концы с концами, экономя практически на всем.
Шли годы. Жизнь постепенно налаживалась, входя в привычную колею. А в доме Алисы звучало все больше и больше детских голосов. В 1868 году у герцогской четы родился долгожданный наследник, Эрнст Людвиг и вслед за ним, в 1870-м, еще один мальчик, Фридрих. Прилив самых нежных чувств вызвало у родителей появление новой дочери, Алики, в 1872 году. Они нашли ее такой же красивой, как Элла, и называли между собой «Солнышком». Через два года в семье появился последний ребенок, Мария.
К воспитанию детей герцогиня относилась самым серьезным образом, положив в его основу те же принципы, что прививались когда-то ей самой. «Викторианский дух» прочно поселился в ее доме, диктуя незыблемые постулаты – простота в быту, закаленное здоровье, четкий распорядок дня и постоянный труд. В любое время года детей будили в шесть утра. Через час, облаченные в простую, иногда сшитую матерью одежду, они приступали к занятиям – основы важнейших наук, рисование, музыка, иностранные языки, среди которых главенствовал английский, по понятным причинам не считавшийся иностранным. Уроки длились до половины одиннадцатого, во второй половине дня дети должны были самостоятельно продолжить занятия по учебникам. После первого завтрака с традиционным немецким меню полагалась прогулка. В два часа пополудни семья собиралась за обеденным столом, в пять, словно дело происходило в Лондоне, – за непременной чашкой чаю. Перед сном дети самостоятельно застилали постели, предварительно закончив все дела под строгим взором английской гувернантки. Во всем порядок, во всем регулярность.
Конечно, это не лишало детей материнского внимания. Каждый день Алиса находила время, чтобы час-другой побыть рядом с ними, почитать книжку или совместно помузицировать, помочь с рукоделием или с рисованием. В одном из писем мужу она с умилением рассказывала, что их восьмилетняя Элла «совсем не хочет расставаться со мной, когда я прихожу к ним в комнату. Она постоянно меня целует и обвивает своими пухлыми ручками мою шею. Каждый раз, когда я ухожу, происходит “сцена”. Она такая ласковая… Милая толстушка Элла очень сильная и отнюдь не тихая… Она еще прелестнее, чем прежде, и очень милый ребенок». Однако подобные проявления родительских чувств никогда не переходили во что-то сентиментальное. Детей не баловали, не давали никаких поблажек. «Важно принцам и принцессам знать, – писала герцогиня матери, – что они ничем не лучше других людей, хотя и стоят выше их, и что это положение налагает на них двойную обязанность: жить для других и подавать им пример быть добрыми и скромными, и я надеюсь, что мои дети вырастут такими». Точнее не скажешь.