Фрейлины отступили назад.
– Мадам, вы не земная королева, а настоящая Афина Паллада.
Выражение их лиц сказало мне, что я полностью преобразилась из женщины, пусть даже и королевы, которой они прислуживали каждый день, в нечто высшее. Сегодня я превзошла себя. У меня не было иного выбора.
Выйдя из шатра, я села на великолепного белого скакуна. Лестер передал мне серебряный с золотом генеральский жезл и черный испанский кнут и, взявшись за уздечку, повел коня в поводу.
Эссекс шел рядом, за ним следовал Джек Норрис в сопровождении знаменосца с бархатным малиновым стягом с вышитым золотом гербом Англии. Впереди меня шествовали благородный дворянин с церемониальным мечом в руках и паж с моим серебряным шлемом на белой бархатной подушке. Свита была совсем крошечная: я не хотела потеряться в пышной процессии. Я хотела, чтобы все взгляды были устремлены на меня, а не на моих сопровождающих.
Весь лагерь собрался в ожидании. При виде меня толпа приветственно взревела, а салют, который дали из пушек, прозвучал как гром канонады. Когда я приблизилась к вершине холма, откуда собиралась произнести речь, облаченные в алое трубачи внезапно задули в горны, перекрывая человеческие голоса пронзительным и властным пением меди. В толпе собравшихся постепенно, распространившись от передних рядов к задним, воцарилась тишина.
На вершине холма я развернула коня к людскому морю, колыхавшемуся внизу, на сколько хватало глаз. Мой народ. Мои солдаты. Я молилась, чтобы ветер донес мою речь до каждого.
– Мой возлюбленный народ! – закричала я и подождала, пока слова не разнесутся во все стороны; толпа затихла. – Кое-кто, пекущийся о нашей безопасности, убеждал нас остеречься являть себя пред вооруженной толпой из страха предательства.
Да, Уолсингем и Бёрли дали благоразумный совет, но последовать ему в этой небывалой ситуации в конечном итоге было бы губительным. Пытаться спрятаться сейчас значило признать поражение.
– Но мы заявляем, что не желаем жить, не доверяя нашим добропорядочным и верным подданным. Пусть тираны боятся! Мы же неизменно вели себя так, что после Господа всегда полагали нашей главной силой и защитой преданность и благорасположение наших подданных.
Я сделала глубокий вдох, и слова неукротимым потоком хлынули наружу из самых глубин моего трепещущего сердца, перескакивая с монаршего «мы» на личное «я»:
– И потому я ныне тут, среди вас, как вы можете узреть сами, не увеселения для и не забавы ради, но преисполненная решимости в сей трудный час жить и умереть в бою вместе с вами. Отдать за Господа моего, за мое королевство и мой народ не только честь свою, но и всю кровь до последней капли.
Английские монархи и до меня участвовали в битвах – Ричард Львиное Сердце, Генрих V, мой родной дед Генрих VII сражались и рисковали своей жизнью. Я сделала еще один глубокий вдох, собираясь с силами:
– Да, телом я – слабая и немощная женщина, но у меня сердце и мужество короля, к тому же короля Англии, и душа моя полнится негодованием при одной мысли о том, что герцог Пармский или любой другой правитель Европы посмеет вторгнуться в пределы моего королевства.
Толпа разразилась громким криком, разнесшимся, точно раскат грома. Когда он наконец затих, я провозгласила:
– И более того, я заявляю, что сама буду сражаться с оружием в руках; я стану вашим генералом и вашим судией и вознагражу каждого за доблесть на поле боя!
