Далее – Мэри Говард, которую я находила глупой и утомительной, но ее (крашеные?) светлые волосы и огромные карие глаза делали ее привлекательной для тех, кто не видел ценности в беседе. (Она любила «одалживать» туалеты у других девушек. Как-то даже попыталась «одолжить» кое-какие из моих вещей, заявив, что подумала, будто я их выкинула.) И наконец, пышногрудая, с каштановыми волосами, Бесс Трокмортон, заводила. В свои двадцать восемь она была старшей из всех, и они, похоже, считали ее образцом для подражания.
Разумеется, они сгрудились вокруг Бесс и о чем-то шептались. Я остановилась позади и громко хлопнула в ладоши. Они стремительно обернулись, не прекращая щебетать.
– Как однажды сказал фараон, кто стоит праздно, тому следует поручить больше работы, – заметила я. – Но не беспокойтесь, я вовсе не намерена занимать вас лишь бы чем. Нужно перетряхнуть и отгладить мои платья. Плотные зимние, раз уж я сейчас их не ношу. Кроме того, необходимо заменить оторвавшиеся жемчужины и драгоценные камни; недостающие можете получить у хранительницы драгоценностей.
Девушки немедля поклонились, ни дать ни взять покорные овечки. Бесс последовала их примеру самой последней, лишь слегка склонив голову. Я пристально поглядела на нее. После возвращения ко двору с ней произошла некая перемена. Она определенно похудела. За зиму она заметно поправилась, и теперь эта полнота ушла, а щеки утратили свою пухлость.
Все, казалось, затаили дыхание. Элизабет Кавендиш нервно хихикнула, а Мэри Говард, опустив карие навыкате глаза, внимательно разглядывала свои туфли. Мэри Фиттон поправляла манжеты.
– В чем дело? – осведомилась я. – Я что, превратилась в обезьяну?
Бесс невозмутимо посмотрела на меня.
– Уверяю вас, ваше величество, я не вижу тут никакой обезьяны, – успокаивающим тоном произнесла она.
Теперь остальные пронзительно захихикали.
– А мне кажется, вы пытаетесь ее из меня сделать, – отчеканила я. – Но у вас не получится меня одурачить.
Ибо внезапно я все поняла.
– На непродолжительное время вам это все же удалось, и это трудно простить. Я выбрала вас, чтобы вы служили мне в моих покоях, – на должность, которой позавидовали бы многие девушки в государстве, – не для того, чтобы вы водили меня за нос. Так где он? Где отец вашего ублюдка?
Пусть знают, пусть дрожат – королева по-прежнему все видит, все замечает, даже если ей приходится писать самой себе записки. Стыд за то, что моя тайна могла выплыть наружу, лишь подогрел мой гнев.
– В море, ваше величество.
Казалось, она испытала даже какое-то облегчение, во всем признавшись.
– Рэли?
Он отправился к берегам Панамы нападать на испанские корабли.
– Да, ваше величество, – не стала отпираться она.
– Капитан Королевской гвардии, в чьи обязанности входит охранять добродетель моих придворных дам и у кого хранится ключ от спальни фрейлин, воспользовался этим ключом в своекорыстных целях?
От такой наглости я едва не лишилась дара речи. Он оказался не только соблазнителем, но и лжецом. Прежде чем отправиться в плавание, когда про него и Бесс пошли разговоры, он в письме поклялся Роберту Сесилу: «На всей земле не найдется никого, к кому я был бы привязан» – и опроверг слухи, назвав их «досужими сплетнями».
– Да, ваше величество.
Вид у нее внезапно сделался пристыженный. И поделом.
– Он известный обольститель, – сказала я, – но я никогда не думала, что он окажется тем самым лисом в курятнике, ведь все происходило буквально у меня под носом. Мужайтесь, Бесс. Не вы первая пали жертвой подобного мужчины.
