– Почему вы отказываетесь пр-ризнать, что анархия объективно прекрасна?
– Потому что она прекрасна только для идиотов.
– Но ведь в условиях анархии человек познает себя! Только вкусив анархии, мы э-эм… можем ощутить ц-ценность свободы от цивилизации… то есть, наглядно видим все ее плюсы и минусы. Послушайте… вам никогда не приходило в голову, чт-то с-слово «анархист» на всех языках созвучно слову «антихрист»? Ведь сам Люцифер был, в некотором роде… ну…
– О чем вы говорите, какой антихрист, какая анархия?! – раздраженно мотнул головой джентльмен. – Юноша, остановитесь! У вас одна из худших форм опьянения, ваш мозг вам уже не принадлежит!
– Ч-что?
Улыбка сошла с губ молодого человека, на лицо легла тень, глаза утратили хмельной блеск и смотрели оскорбленно.
– Возьмите себя в руки и сохраните остатки достоинства! – злым резонерским тоном продолжил собеседник.
– Я всего-навсего с вами… Вы… в-вы не имеете права так со мной говорить!
– Почему? Потому что ваш папа ездит на «Роллс-Ройсе»?
– Да… к черту вас! – вспыхнул юноша и, резко развернувшись, направился к столу.
Джентльмен едва заметно улыбнулся краешком рта. Он обежал глазами зал и вновь остановил взор на обидчивом любителе истинной свободы. Наблюдать за ним было, все же, занятно.
Проползла минута.
– Юноша!
Юнец тревожно обернулся.
– Да, вы!
– Э-э… чего вам?
– Послушайте… – джентльмен тяжело вздохнул. – Подойдите ко мне.
Парень нехотя, но послушно подошел, не в силах победить дурацкую покорность, вызванную пьяным отупением.
– Простите меня, – сокрушенно помотал головой джентльмен. – Простите, я оскорбил вас… Я не хотел.
– Думали бы, перед тем как срываться! – с упреком бросил тот.
– Это видимо от того, что я смертельно болен. Понимаете… через полгода-год я буду кормить червей на кладбище, рядом с моею женой и сыном. Это очень тяжело принять.
– Ну а мне-то что?
– Вы готовы меня простить? – спросил джентльмен, виновато улыбнувшись и жалко потупив взгляд.
Он вдруг в одно мгновение сделался несчастным стариком, у которого ничего не осталось в жизни.
– В следующий раз не надо хамить, когда с вами общаются.
– Да, да, конечно… Вы прощаете меня?
– М-м… н-ну ладно.
– Давайте пожмем руки?
Он вытянул свою бледную паукообразную кисть с растопыренными пальцами.
– Э-э…
– Это очень важный ритуал!
Молодому человеку такая мысль явно пришлась не по вкусу.
Он приподнял руку, скорее для предостерегающего жеста, чем для пожатия. Извинявшийся мигом вцепился в нее, жадно стиснув пальцы.
– Э-э!
Парнишка хотел выдернуть руку, но ничего не получилось.
– Что за?!
По лицу старика расползлась гнусная улыбка. Не моргающие глаза стали безумными и плотоядными, как у крокодила, затаившегося в речной грязи.
– Ну-у? – мягко протянул он.
– С ума спятил?!
Его рука, как клешня, сдавила пальцы юнца с такой дикой силой, что у того перехватило дыхание.
– И что же… – страшно, будто в трансе произнес он бескровными губами. – Что же теперь ты намерен делать?
Стоявший у окна грустный бородач иронично-сочувственно заулыбался, наблюдая за сценой.
– Может, маму позвать, а?
В зал вошел Рейнеке, и сумасшедший тотчас ослабил хватку.
Юноша, высвободив руку и яростно выплюнув: «Сволочь!» поскорее ретировался из зала.
– Если вам когда-нибудь доведется выпустить джинна из лампы, не раздумывая, сию секунду падайте перед ним ниц и клянитесь, что готовы исполнить любые его желания, – говорил Рейнеке, подходя к столу и валясь на стул. – Дух потребует от вас какую-то символическую мелочь, например, плюнуть на могилу его врага, и уберется восвояси. Только так! Любой, кто вздумает просить что-то у джинна – уже не жилец!
