Карлик безмолвно согнулся в заученном поклоне.
– Говорить не умеет, но понимает все.
– Забавно! У вас тут точно цирк-шапито – даже уродцы есть! Я не желаю его видеть, понятно! Если я здесь задержусь хоть на час… Вышвырните его! Немедля!
– Он часть этого дома, я могу лишь запереть его в кладовой или…
– Заприте!
Шипя ругательства, джентльмен со сжатыми кулаками ринулся в открытые двери зала.
Зал оказался на удивление неплох. Оконные стекла целы, скатерть на столе идеально бела, ни толстого слоя пыли на ковре, ни отставших от стен обоев, ни единой трещины в чистых, сверкающих бокалах. Простолюдин мог бы даже восхититься роскошью обстановки, но мистер Морель, оценив состояние комнаты, тут же двинулся дальше.
Он побывал в ряде помещений первого и второго этажа, вид которых ничуть не соответствовал безобразной наружности дома.
– А где выбитые окна?
– Не понял вас, сэр.
– Где выбитые окна, которые я видел, когда подходил к дому?
– Вы уверены, что видели?
– Да, черт возьми, на все сто процентов!
– Хм… Сейчас жаркая пора, мы открываем окна в разных комнатах, чтобы не было духоты. Но разбитые…
– Что за вздор! – гость развернулся и стуча каблуками направился к лестнице. – Идемте, я докажу вам! Этот дом выглядел так, будто в нем разорвалась бомба!
Он выбежал из особняка и, не сомневаясь в своей правоте, принялся разглядывать фасад.
Мистер Морель ненавидел, когда его оставляли в дураках. Но потрясение, испытанное им в тот момент, вымело из головы даже злобу.
Перед ним, по-прежнему, стоял ветхий, не знавший ремонта, однако, ничем больше не доказывающий свою бесхозность, дом. Все окна в высоких решетчатых рамах были безупречно застеклены. Некоторые из них, и правда, оказались приоткрыты.
«Эд подтвердит! Надо позвонить домой, пусть вернется сюда и докажет… Ах, чтоб его! Он же еще в пути!»
– Как видите, сэр, окна у нас в порядке.
Дворецкий с усталым презрением в глазах подковылял к незадачливому обличителю.
– Единственный раз, когда мы лишились стекол – это было пятнадцать лет назад. Во время грозы ветром повалило клен…
– Так, ладно! Хотя я готов поклясться… М-м… Знаете, возможно, я погорячился, и ваш дом не так уж плох.
«У меня тепловой удар!» – пришла в голову внезапная догадка.
– Но, в любом случае, нужно починить мост. Это просто мерзость! Оскорбление любым визитерам!
Подбирая с земли собственное достоинство и проклиная в мыслях весь мир, Морель вернулся в дом. На пороге его вдруг охватил дремавший все это время на дне души панический страх. Он вспомнил (не умом, которым помнил об этом всегда), а сердцем конечную (без какой-либо двусмысленности) цель своего приезда.
Закурил, чтобы сбить тревогу.
– Когда я увижу хозяина дома?
– Завтра. Возможно. Если обстоятельства его не задержат.
– Хах! Прекрасно! Я сделал его семью наследниками моего состояния, а этот… чертов каббалист даже не счел нужным меня встретить!
– Прошу прощения, сэр. Он оставил вам письмо в вашей будущей комнате.
Зайдя следом за дворецким в одну из роскошных спален особняка, Морель поднял с ночного столика исписанный лист бумаги.
«Дорогой мистер Морель, приношу глубочайшие извинения… Да-да… Для нас огромная честь… Хм-хм… Да, конечно, честь! Как же иначе!»
В его памяти соткался тот недавний (и уже несказанно далекий) день, ставший ни то Рубиконом, ни то Стиксом во всей его судьбе.
Он, развалившись в кресле и дымя сигарой, с ленивым сарказмом раскрывает перед автором письма самые темные сундуки своей души:
