Шлепаю себя по лбу.
— Да я про Елину, дедуль! Она уже дома?
— Так Валя встречать ее пошла. Опять раздетая выскочила, будь она неладна. С малых лет такая. То шапчонку сымет, то рукавицы. А морозы-то у нас нешуточные. Цапают. Вот ходит потом с соплями. Зелеными…
— Дедуль, а кто ее привез? — перебиваю я его, а то это надолго.
— А я почем знаю? Погодь, в оконце погляжу. — Дедушка снова кряхтит, перебирая больными ногами по дому. — Ох, метель-то разыгралась. Свету белого не видно. Мужичонка там какой-то. Пуговка твоя с Валей. Ты сама-то когда прилетишь?
Я облегченно выдыхаю. Елка дома. Напрасно дергалась. Тетя просто попросила кого-то побыть временным папой для моей крошки.
— Я уже в городе, дедуль. Скоро буду.
Возвращаю телефон Даниилу и чувствую, как спадает напряжение с мышц. Как будто только что шампанское мандаринкой закусила.
— Все в порядке?
— Да! — счастливо отвечаю я. — Дань, ты извини, что я иногда такая… возбудимая.
— Мне это даже нравится. — Он поблескивает переливами гирлянд с большой наряженной елки посреди аэропорта в своих выразительных глазах. — Ты горячая девушка. Любой лед растопишь.
Щеки вспыхивают от такого комплимента. Я же до сих пор вела себя прилично. Лишнего себе не позволяла. Следила за каждым словом, шагом, жестом. Даже в постели себя контролировала, чтобы и Даниилу уверенности в себе внушить, и не показаться ему фригидной. Хотя все еще теплю надежду, что мы оба недостаточно раскрылись друг перед другом. Ведь всю жизнь имитировать кайф я не смогу.
— Ну что, пойдем за багажом, а потом за уткой?
Я целую его в щеку и киваю. Все равно он у меня хороший. Идеального искать бессмысленно. Таких не бывает.
Забрав свои чемоданы, вызываем такси и прямиком едем на ферму. Владелец целого утиного хозяйства посмеивается, когда слышит, что нам нужен красивый молодой селезень. Обычно в это время года у него покупают общипанных и замороженных птиц, чтобы набить их яблоками и подать к столу. А нам приспичило заняться разведением собственной фермы.
— Час назад, — рассказывает он, провожая нас к утепленному курятнику, — продал тут одним хорошего селезня. Искали друга для утки. Тот уж больно понравился девчушке, а я не хотел продавать его. Но батька ее не поскупился. Заплатил, как за целого барана.
— Мы тоже выберем хорошего, — улыбается мне Даниил. — Ничем не хуже.
— Ну вот! — мужчина вводит нас внутрь теплого курятника и провожает к клетке с утками. — Все, что осталось. Того не отдам. Стар он. Издохнет скоро. Я его на тушенку пущу. — Указывает на крупную птицу в углу. — Тот молодчик мне самому нужен. Уток-то кто топтать будет? — посмеивается, гордясь ярким красавцем. — Вон того отдам.
Мы смотрим на худого, облезшего, хилого селезня. Мой дедушка десять лет назад бодрее него выглядел.
— Увы, ничего другого предложить не могу. — Разводит руками фермер. — Всех лишних переколол. Полная морозилка. Хотите уточку к столу? Самую лакомую выберу.
Мы с Даниилом переглядываемся. Опять искать объявление, звонить, спрашивать, ездить, смотреть времени уже нет. И так стемнело, пока мы сюда добрались. Во многие хозяйства и вовсе дорог нет. Все заметено. К утру расчистят, не раньше.
— Ну-у-у… — размышляю я вслух. — Гадкий утенок — тоже утенок. Мы его откормим, выходим, и он станет прекрасным лебедем.
— Думаешь? — сомневается Даниил.
— Видел бы ты меня в студенческие годы. Этот селезень гораздо симпатичнее.
