Магичка и колдунья долго приходили в себя. Обеим пришлось несладко, но особенно сильно пострадала Шантри. Она потеряла сознание в тоннеле и не очнулась, когда Каяр вынес ее наружу. Он долго безуспешно тормошил ее, бил по щекам. Радовало лишь то, что сердце девушки билось. Клинок оставил ее в покое, положив на прогретые лучами камни. Эльна чувствовала себя лишь немного лучше. Она жаловалась на сильную слабость и головную боль.
Каяр обследовал окрестности. Вход в пещеру – узкая расщелина, похожая на ту, в которую они залезли с другой стороны холма – затерялся в высоких зарослях трилистника. Если подниматься по склону в десятке шагов в стороне, не заметишь. Строители храма постарались сделать вход, как можно более незаметным.
Шантри очнулась, когда око Тура почти скрылось за лесом. Как и Эльна, магичка чувствовала себя слабой и беспомощной. О передвижении ночью не могло быть и речи.
Картина заката в этих безлюдных, неприветливых местах, полных древней злобной магии, навевала на Каяра тоску. Даже мысль о том, что они прикоснулись к одной из великих загадок Нума – рождению разломов, не радовала. Страшные вещи творились в недрах храма кровавого бога.
Каяр в который раз обвел взглядом окрестные холмы. Ни намека на «двуглавую» гору. Или Зерв ошибся, или на пороге могилы зло пошутил над ними, направив по ложному следу… хотя, может, и не ложному. Возможно, старый маг хотел, чтобы они посмотрели на дело рук Белого магистрата и поняли, какой ценой открылись разломы. Если так, то он достиг цели. Каяр нахмурился. Теперь он был почти уверен: подозрения Зерва в отношении Пандория оправданы. Король знал, чем обернется затея с разломами, знал про мир нелюдей. Откуда он проведал этот секрет? Какие духи открыли ему эту тайну? Не сам ли Астарон? Но главное, зачем Пандорий, великий справедливый и добросердечный король, втянул Нум в кровавую войну?
Девушки устали смертельно, да и сам Каяр был почти без сил, но первую часть ночи провел, бодрствуя. Взошедшее око Ярго затянули набежавшие облака, и подножие холма погрузилось в тягучую тьму. Каяру оставалось лишь прислушиваться к ночным звукам. Лес в разных землях звучит по-особенному. В здешних местах Клинок пробыл не так долго, чтобы научиться различать все возможные интонации его звучания, но, по крайней мере, ни злобного рычания снурфу, ни голодного волчьего воя он не услышал. Когда время Октарис было в самом разгаре, Каяр прилег на гладкий холодный камень. Он успокаивал себя тем, что крупных хищников они в этих местах не видели. Люди же сюда и вовсе заглядывать не должны. Что же касается духов, то от их появления ночное бдение не спасет.
Око Ярго выглянуло из-за облаков, как только Клинок уснул. Тотчас лесная музыка стала сбивчивой и тревожной. Едва различимое волнение в голосах ночных птиц – так обычно случается при появлении чужаков. К несчастью, звуки доносились издалека и не были резкими и пронзительными, чтобы потревожить сон воина. Око Ярго безучастно взирало на спящих перед входом в пещеру людей и на тени, которые мелькали среди деревьев у подножия холма. Тени осторожно начали взбираться по склону. Око Ярго спокойно наблюдало, как они сжимают кольцо вокруг белых айкенов. Холодный, равнодушный взгляд. Взгляд бога.
Казалось, ночное безумное бегство должно истощить силы Мариса, а смерть айкенов – он не сомневался в их гибели – окончательно подорвать дух. Однако, пережив самую кошмарную в своей жизни ночь, на утро он ощутил небывалый прилив сил. Он даже сам удивился, насколько ему сделалось легко, словно после долгой медитации наступило прозрение, блаженное состояние, в котором чувствуешь силу мира. Ветер нежно теребил листву, в кронах весело заливались неизвестные пичуги, а редкие лучи, прорывающиеся сквозь тяжелые кроны деревьев, несли всему живому частичку тепла Тура. Марис с трудом сдерживал ликование: он жив! Айкены погибли, но он жив! Неожиданно он вспомнил, о чем думал во время смертельной игры в кошки-мышки ночью. Тогда в голове вертелось одно слово – «избранный». Он твердил его как заклинание, когда бежал по залитому тьмой и страхом лесу. Избранный! Он должен спастись!
