Элли послушно, хоть и с трудом, выпила черную жидкость.
Теперь, протянула ей маленький пучок травы Тетушка, жуй это.
Ты поймешь, когда хватит. С этими словами Старушка вышла, оставив Элли одну.
И время шло.
И шло, и шло, бесконечно. На самом же деле прошло от силы минут сорок, за это время сумерки, окутывавшие обезлюдивший город, когда Элли только постучала в дверь, постепенно начала сменять ночь.
Ночь черная и неприглядная, если бы не звезды. Ведь Мэджикшилд стоит в центре леса, здесь и днем-то не то, чтобы очень светло, а уж ночью и подавно.
Воздух наполнился звуками, присоединившимися к стуку дождя, это ночные обитатели леса просыпались в чащобах.
Где-то заухали совы, затянула песню волчья стая, заиграли на своих кроупизенонах и флейтах сатиры.
Прекрасные и пугающие звуки, но Элли их не слышала, только сидела напротив печи и нервно жевала травы, вручённые Тетушкой.
Она вообще ничего не слышала кроме стука своего сердца, и она бы не призналась позже об этом и на страшном суде, ей на мгновение показалось, что ее сердцу вторит еле заметный стук другого маленького сердечка.
На мгновенье в глазах у нее помутилось сердце застучало так, что наполнило стуком весь мир женщины.
Нет, нет, не правда она не слышала она не могла, она не хочет слышать тот другой стук. Она, она…
Вдруг накатила боль и тяжесть внизу живота и снова, и снова. Элли почувствовала, как по ногам что-то течет.
И снова боль еще сильней, намного сильней.
О нет, о нет я … я … рожаю! РОЖАЮ! Вспыхнула молнией в ее голове.
Те-виии-ту-вик-вик-шка !!!(будь проклят этот волшебный дождь) Полукрича полувизжа и хрюкая взмолилась женщина.
Откуда не возьмись ее уже подхватили старческие руки Тетушки Гертруды.
Приговаривая: «Идем, девонька, идем», ведьма завела ее в комнату, где уже лежали на полу белые простыни и стоял слегка парящий таз с теплой водой.
От потолка до пола в небольшом канате стояли два деревянных столба, поставив женщину между столбов, Тетушка сказала: «Над тобой балка, держись за нее и раздвинь ноги.»
Подняв затуманенный взор Элли увидела искомое и вцепилась в балку так, что костяшки побелели.
Задрав подол юбки ведьма, быстро скрутив из его переднего края что-то наподобие небольшой трубки, поднесла ее к лицу женщины и скомандовала: «Закуси и не выпускай.»
Элли подчинилась.
«Теперь тужься, девица, тужься» – раздался приказ откуда-то между ее ног.
Мокрые ноги скользили по полу, боль схватками прокатывалась по телу и эта тяжесть внизу.
Элли закричала сквозь стиснутые зубы и подол, то ли от страха, то ли от боли, то ли от осознания, что настоящая боль еще впереди.
Госпожа Гертруда, конечно, была ведьмой, и самой что ни на есть настоящей.
Но вот Тетушка Гертруда, которая сейчас так ловко и умело совершала отточенные движения внутри измученной преждевременными родами Элли, нет.
Вернее, в том, что делала Тетушка не было никакой магии, лишь многолетний опыт акушерства.
Не подумайте, что она занималась только лишь такими проблемами как у Элли.
Акушерство, родовспоможение, гинекология, урология, проктология, хиропрактика и многое, многое другое, вот чем занималось Тетушка.
И занималась многие, долгие десятилетия, потому что кто-то должен это делать.
Когда человеку, больно, страшно и плохо люди вокруг делятся на два типа.
Одни говорят: почему я должен это делать? Вторые говорят: кто если не я?
А ведьмы пока те двое спорят просто, молча делают то, что нужно.
