Эммануэль знала, что ощущения Марка похожи на ее собственные. Они оба получали непередаваемое удовольствие от приближения оргазма, пожалуй, не меньшее, чем от самого оргазма. С самого начала их отношений Марк дал понять Эммануэль, что всякий раз, когда он входил в нее, а затем выходил, он испытывал невыразимое удовольствие, точно такое же, как и когда он кончал. Но, в отличие от большинства мужчин, он мог растягивать это кульминационное чувство настолько долго, насколько хотел. И он не кончал, пока Эммануэль не исчерпывала всю полноту экстаза.
Пока она не достигла этого сладкого изнеможения и с ясностью восприятия, которая пришла с опытом, наслаждалась своими ощущениями от нескончаемых проникновений члена своего любовника (она предпочитала определять его именно так). Ей казалось, что она видит, как его набухший пенис, готовый извергнуться в любой момент, вибрирует и упирается в стенку ее матки.
«Интересно, – думала она, – Марк прямо сейчас заполнит мое отверстие спермой, которая буквально распирает меня? Нет! Он выйдет из меня. А потом снова войдет, и на это раз – еще глубже! Однажды он пробьет меня насквозь, и это будет прекрасно! Сможет ли юный англичанин сделать когда-нибудь то же самое со своей сестрой? Как бы я хотела при этом присутствовать, чтобы отпраздновать это вместе с ней!»
Она постаралась представить себе не только великолепный член подростка в блейзере, украшенном гербом, но и черты его лица. Напрасно. Облик его спутницы тоже утратил свои очертания.
«Нужно было посмотреть на их отражение в зеркале, – пожалела она. – Тогда бы я смогла представить их точнее».
Но Эммануэль прекрасно понимала, что ей и не хотелось их вспоминать. Ее воображение всегда срабатывало лучше, чем память.
И в тот же момент фантазии удалось сделать то, что никак не получалось у реальности:
«Члены моего мужа и этого студента такие разные, но вместе они творят чудо в моем теле. Одно – движется, второе – остается неподвижным… Они огромны и доставляют мне потрясающее удовольствие. Но я не смогу удерживать их в себе вечно. Вдвоем они точно с легкостью смогут просверлить меня насквозь. Когда их спаренные головки выйдут из моей спины, они пригвоздят меня к зеркалу, как расчлененную сиамскую кошку. И я останусь висеть там на протяжении нескольких недель, как картина на выставке».
* * *
Перед тем как сказать Марку, что она уже готова кончить, Эммануэль позволила себе помечтать в последний раз:
«Если ко мне вновь прикоснутся, то это будут художники, гораздо более опытные, чем я».
– Вы опоздали, – сказала она Дьёэду, когда тот присоединился к ним у выхода. – Меня сняли.
И чтобы он еще больше запутался в значении сказанных ею слов, она резко добавила:
– Мы подумали, вы ушли, не попрощавшись с нами.
Дьёэд решил не возражать.
– Где припаркована ваша машина? – поинтересовался Марк.
– К счастью, у меня ее нет, – ответил Дьёэд.
– В таком случае мы подвезем вас до дома, – предложил Марк.
– Мне бы не хотелось вас обременять.
– Ерунда. Я взял на ночь шофера из «Алеф Альфа». Он обожает сверхурочные в опасных кварталах… Вас что-то смущает?
Дьёэд крякнул от досады, отчего оба его собеседника рассмеялись.
– Ваша супруга вновь одета.
– К большому сожалению! – посочувствовал Марк.
Повернувшись к Эммануэль, Дьёэд удивленно произнес:
– Как это у вас получается?
– Понятия не имею. Эта штуковина делает то, что ей заблагорассудится. Ее придется доработать.
