Прихватив местную новостную газету — она тут же в траме и лежала в ящичке, я направилась по кривой улочке. Пока добиралась к дому, успела прочесть последние новости. Ундинат объявил сроки повышения стоимости электроэнергии, как раз должен был начаться брачный сезон у электрических угрей. Открывался новый торговый центр на окраине с эсперским театром иллюзий и аквапарком, можно дойти всего-то за полчаса пешком. Очередные дрязги в Палате министров-представителей, где все никак не могли принять пакет законов о налоговых льготах для многодетных семей.
Тут как раз ясно, в чем проблема. Кого считать многодетными? Ундиноры и эсперы стояли особняком, с ними все понятно было. Но если для шарен четверо детей — это норма, то у алаи трое — уже мать-героиня. Илойцы практиковали множественный брак, в котором на пятерых-семерых взрослых могло быть столько же детей. В человеческих семьях как таковой нормы вообще не было. Так что вероятность того, что такой пакет примут, стремилась к отрицательной величине.
А хуже всего с рождаемостью было у лэрдов.
Кстати, я не смогла сходу вспомнить, слышала ли вообще о рождении новых лэрдов за эти три года. Сделав мысленную пометку поискать какую-то информацию об этой теме — интересно же, я запихнула газету в карман куртки. Из полезного там только илойские математические загадки оставались и судоку, сплетни из всех уголков мира не в счет.
Семейный дом Йозефа Даника, так звали владельца моей комнаты, привлек меня даже не расположением — всего-то семь минут быстрой ходьбы до конечной трама, а своим внешним видом. Здание с намеком на историчность в два этажа плюс мансарда, которую я и занимала. Красная потертая черепица на крыше, два окна в ней же, в которые ритмично стучал осенью и весной дождь, небольшой садик перед входом и внутренний дворик — заросший, но с беседкой и местом для пикника. Кованый легкий заборчик не скрывал облупившейся краски на деревянной входной двери, к которой вели три широкие, немного стоптанные по центру ступени.
К моему удивлению, эти самые ступени были заняты.
Соседка со второго этажа вяло махнула рукой. Вид у нее был сонный и грустный, впрочем, как обычно.
— Доброе утро, Ёри, — я остановилась неподалеку, потому что пройти внутрь дома не вышло бы не подвинув соседку.
— Просто утро, — вздохнула она, потирая ладонями лицо, и посоветовала. — Не ходи пока в дом. Аника снова сорвалась, не хотела идти в школу. Кухня вся заляпана яйцами, Йозеф как раз готовил ей завтрак. Одно радует — окна целы.
— Уже второй раз за месяц…
Соседи у меня были с изюминкой, мне, наверное, под стать. Ёри вряд ли звали на самом деле Ёри, но она даже имени своего не помнила. Все, что было ее жизнью — семья, город, друзья, работа — все, что могло быть ей важным, исчезло три года назад, было унесено Искажением. И память ее тоже исчезла, чтобы она в этом новом мире не сошла с ума. Вот только Ёри почти никогда не смеялась, говорила тихо и выглядела либо грустной, либо безразличной. Что-то внутри нее перегорело. И если в моей жизни были по крайней мере знания — жажда этих самых знаний, то в ее?..
— Йозеф должен показать Анику эсперам, — я произнесла очевидное — то, о чем мы обычно молчали, чтобы не портить Йозефу настроение.
— Он видел учебные лагеря и не желает своему ребенку такого, — в голосе Ёри вдруг проступили эмоции. Ей было жаль Йозефа, который хотел для собственной дочери только самого лучшего. А муштра среди эсперов — это даже с натяжкой не тянет на подобие того самого «лучшего».
