Кузя тяжело поднял взгляд на парня и в свете угасающего дня, пробивавшегося через окно у потолка, увидел, что из его глаз текли слёзы…
И вот он оказался в полной темноте, но, постепенно привыкая к ней, заметил далёкие крапинки звёздочек…
Бо долго сидел молча, слушая рассказ Кузи, и глаза его тоже блестели.
Наконец он произнёс:
– Ты, Кузя, мне в душу проник поэмой своей откровенной! А вслед за вакутою бренной вопросов веночек возник: О чём ты мечтаешь, Кузьма? Что в жизни своей не закончил? Что б миру во благо пророчил, пока не накроется тьма?
Чуточку подумав, Кузя ответил:
– Я мечтаю о том, чтобы люди жили счастливо, чтобы не было войн, чтобы сильные не грабили слабых и не издевались. А не закончил я только то, что не вырастил детей, не научил сына строить свою жизнь. А что бы я пророчил, даже не знаю. Мне бы вашей мудрости, тогда, быть может, учил бы людей уничтожать подонков, а может, наоборот, учил бы не трогать никого…
– А как же священная месть за смерть Катерины прекрасной, за лужи кровинушки красной, за детскую боль, что не счесть?
– Когда меня били, мне хотелось… очень хотелось, чтобы в руках оказался автомат, чтобы ответить всем подонкам, но сейчас я понимаю, что подонков не только надо наказывать, но… ведь их надо исправлять. А можно ли исправить и как, я не знаю… И мне кажется, что подонков в мире – большинство.
– Граница меж злом и добром мир зла и добра не разделит: все души по долям отмерит, не ставя те доли ребром.
– Да… Знаю, что и во мне добра и зла хватает, – признался Кузя и спросил: – А я умер или это только снится?
– Твой сон затянувшийся скоро пройдёт. Ты, в тело вернувшийся, выйдешь в народ, – заверил Бо, поднимаясь, а его серебряное одеяние медленно обрело форму спортивной одежды.
– Разве я не умру от побоев?! – обрадовался Кузя.
– Каждый способен на всё, что захочет! Воля превыше возможности рук!..
– Я понимаю… но всё равно от вас, Бо, – сплошные загадки.
– Бог нам загадкой путь жизни пророчит, мы намечаем дни встреч и разлук.
Кузя пытался осмыслить сказанное, а Бо добавил, снимая серебристую куртку:
– Я на дорожку спортивный костюмчик жалую, чтобы удобней идти…
Бо приложил куртку к Кузе, и тот сразу ощутил руки. Бо махом снял спортивные брюки и, оставшись в блёклом туманном саване, подал их.
– А точно вам не надо? – проронил Кузя, принимая дар.
– Будь на Земле, как серебряный лучик дальней звезды, что не может взойти.
– Пусть так! – согласился Кузя и, приложив к себе брюки, ощутил ноги.
А Бо, сбросив в сторону Кузи обувь, напутствовал:
– Если ты сразу спокойно ляжешь, месяц спустя исцелённым встанешь, нежели годы потом лежать, коли силёнку кому покажешь!
Кузя, слушая на пол-уха, всё больше радовался своим ощущениям. Он даже ощутил пальцы ног и готов был бежать куда-то от радости, прыгать, смеяться… Бо понял, что Кузя не слушает, и просто махнул:
– Ну иди!
Кузя оторопел оттого, что это прозвучало не стихами, и сразу стал припоминать что-то важное, что ещё хотелось узнать, но оно никак не шло на ум…
Бо сам ответил на его вопрос:
– Я давно распрощался в последний раз, вот уж тысяча лет истекла. А сейчас на Земле он – один из вас, и неброски у Бога дела. Имя «Лог» почерпнувший из дальних снов, обитает в далёких горах, где лелеет пшеницу, растит сынов и хранит мой нетлеющий прах.
Бо энергичнее взмахнул руками, и Кузя полетел, так и не успев ничего сказать на прощание.
