«Некому было думать или нечем!» – поправил свой вывод Кузя.
В коридоре, очевидно, курили, обсуждая новости. Обсуждение изобиловало матом и уголовным сленгом. Из очередного рассказа Кузя почерпнул следующее.
Трое алкоголиков «раздавили пузырь» в квартире одного из них. Один из гостей сразу заснул «готовый», а хозяину с другим гостем показалось мало, и они, закрыв приятеля отсыпаться, пошли «догоняться». Оставшийся отдыхать вскоре проснулся и, не обнаружив приятелей, смекнул, что остался без «догона». Входная дверь открывалась только ключом, и пьяный, решив, что ему море по колено, спрыгнул с балкона второго этажа, но асфальт не море – пациента с переломом ноги доставили в больницу, где он честно всё рассказал. «Догнавшихся» приятелей полиция ждала уже с наручниками, и по всему выходило, что им «пришит» долгий срок по бандитской статье «лишение человека свободы», а полицейским светят награды за обезвреживание бандитской группировки.
Рассказ сопровождался тем же издевательским ржанием подонков, абсолютно безразличных к судьбе ни в чём не повинных людей. И это гневило Кузю.
Он не испытывал ни холода, ни голода, ни других потребностей, но в этом была его исключительность, обеспечиваемая невидимым скафандром, однако отсутствие со стороны полицейских человеческого понимания в данном вопросе по отношению к запертому в клетке также возмущало и гневило. Только ради проверки Кузя попросил еды у дежурившего офицера, и тот сразу вышел. Вскоре пришёл довольный подполковник, который накануне указал мочить, и с издёвкой проблеял: «Чё, жрать захотел?!» Его сопровождали два майора, которые сразу стали насмехаться, косясь на Кузю.
– Вы принесёте мне поесть? – укорил Кузя, стараясь выглядеть спокойным.
– Г – -а будешь? – съязвил майор. – У нас оно есть для тебя! Мы все из внутренних органов!
Издевательство продолжалось. Кузя понимал, что сам спровоцировал его, но едва сдерживался, чтобы не взорваться.
Но обстановка резко изменилась: в комнату вошёл человек в сером костюме – ржание прекратилось, и прочие спешно удалились.
Кузя стоял у решётки. Серый костюм встал напротив, вытаращившись в упор, и, состроив противную гримасу, желчно съязвил, не предвещая ничего хорошего:
– Так как ты стекло сломал?!
– Показать?! – вспылил Кузя, не успевший остыть.
– Пока-ажеш-шь! Ты у меня всё покажеш-шь! – прошипел тот, выпучив глаза.
– Змей! – догадался Кузя.
– Ты, с – а, меня надолго запомниш-шь! – продолжал тот угрожать.
– А Рыжего за что упёк, если знаешь, что не он?..
– Я вас, б – — й, всех в – -у и высушу!.. – перебил Змей, потянувшись рукой во внутренний карман.
С непрекращающимися угрозами он достал резиновую перчатку и надел её, продолжая упираться выпученным взглядом. Затем извлёк из кармана баллончик и направил его в лицо Кузе.
Кузя, не сводя взгляда с врага, оценил расположение прутов.
Большой палец перчатки нажал на красную кнопку, и струя ударила в лицо. Редкие брызги отлетали на пруты и кипели на них. Пузырящаяся жидкость стекала с лица вниз. Кузя взглянул под ноги: линолеум пенился, как кипящее молоко. Что-то вскипело и в Кузе – его рука пронеслась между прутами и, выбив баллончик, схватила пиджак.
– А теперь оближи! – потребовал Кузя и притянул рожу врага к решётке.
Змей злобно застонал сквозь зубы, пытался вырваться, но добротная ткань припирала к прутам, принуждая лично отведать подаренное… Враг неистово заскулил, обезобразившись ещё более, а затем взлетела его рука с пистолетом, направленным в лицо, и раздались выстрелы.
