Стоны смолкли одномоментно. Вера очнулась и тут же отвела глаза от зеркала. Возникшее в ней возбуждение угасло вместе с пылом невидимых любовников. Теперь были слышны лишь томные воркования и смех. Вера направилась искать зубную щётку в чемодане и вновь вернулась в ванную, чтобы привести себя в порядок.
До неё донеслись обрывки оживлённой беседы:
— Я покажу тебе Париж! — ещё раз возвестил мужской голос с потолка.
Женский голосок жеманно хохотал, и Вера тоже улыбнулась непроизвольно. Для неё Париж уже показал себя, как ей казалось, во всей красе.
3. Глава 3.
Жак Боннар — тот самый человек, кто поставил главную подпись в приглашении Веры на прохождение практики в издательстве. На официальном уровне это был великий жест благословения в силу долгих лет дружбы между ректором ВУЗа, где училась Вера, и месье Боннаром собственнолично. История умалчивает, какие именно связи их объединяли, однако факты говорили о том, что месье Жак не столь часто принимал под своё крыло пришлых выпускников, а уж если принимал, то в родные края уже никто не возвращался. К слову, такой сценарий Веру вполне устраивал. На неофициальном же уровне дела обстояли несколько иначе, что, собственно, объясняло редкость предложений: какая-то из сторон (и при недолгом размышлении вполне можно догадаться — какая) получала отступные от уезжающих в дальние края студентов. Однако в отношении Веры произошёл случай вопиющий: она сама написала письмо на имя Жака Боннара и не слишком надеялась на ответ. Тем не менее, ответ пришёл.
— Вера! — подскочил Боннар из своего кресла при виде входящий в его кабинет девушки.
Он не спутал бы её ни с кем. Уже одна её внешность решила для Жака все вопросы, которые возникли по прочтении письма. Разумеется, она упомянула о своём прадедушке по имени Луи Готье — каком-то там актёре какого-то там театра, сосланного неизвестно за какие прегрешения в 39-ом и невернувшегося из Сталинских лагерей, но все эти подробности были мелочью по сравнению с приложенной фотографией. Боннар не раздумывал ни секунды.
— Вера! — доблестно начал он. — Я рад вас видеть в своей скромной обители!
Тут Боннар нисколько не лукавил — обитель его была воистину скромной наряду с крупными мастодонтами французской прессы. Тем не менее, предприятие его как-то выживало даже в эпоху монополизирующих всё и вся цифровых технологий.
— Видите ли, — объяснял Жак, — Франция — это в первую очередь традиции и право на традиции.
— Я понимаю, — кивала Вера.
Ей казалось, что она очутилась в сказке, и мысленно благодарила всех знакомых ей богов за возможность проявить себя в этом маленьком издательстве.
— Мы работаем над печатью восьми еженедельных, двух ежедневных и двух ежемесячных изданий. Под нашей эгидой журналы, газеты и несколько частных публикаций…
— Да, я изучала специфику, — поторопилась объявить о своей осведомлённости Вера.
Жак благосклонно улыбнулся. Лет ему было под шестьдесят, но молодецкий запал чувствовался, невзирая на возраст. Вера отметила про себя некоторое сходство Боннара с Луи де Фюнесом — те же залысины, то же блаженное марево серых глаз. Она не преминула озвучить эту мысль, Боннар был польщён.
— Ну, что вы, — игриво возразил он, улыбаясь и выпячивая грудь от важности, — ничего подобного! Де Фюнес, вообще-то, был испанцем, если вы не знали. Хотя, если копнуть глубже, у нас с ним действительно имеется родственная связь по линии… — он запнулся, припоминая или, скорее, выдумывая на ходу, по какой именно линии проходит та самая связь.
