Помню, я просто не мог на неё насмотреться. Я любовался ею. Она казалась мне совершенством. И моя болезненная тяга к ней усиливалась с каждым днем всё больше. Это было похоже на помешательство, любовь такую сильную, что она, практически, превращалась в безумие. Наверное, Влада и сама заметила мои пристальные взгляды, странности в моём поведении, но никак на них не реагировала. А я чувствовал, как моё сердце каждый раз завязывается в тугой узел при одном только упоминании о ней. Господи, я не мог ни о чем думать. Я почти не ел, спал по три часа в сутки. И меня ещё больше стала одолевать тоска.
Сказать ей? Будто она не знает.
Но я всё-таки сказал. Точнее, признался в очевидном. Написал сообщение, в котором рассказал о своих чувствах. И что же? Она сказала, что не может ответить мне взаимностью. Вот так просто, безэмоционально. Да лучше б она разозлилась и заявила, что я её достал со своими глупыми чувствами, но эта сухая, вежливая формулировка давала исчерпывающий ответ, сразу же, намертво обрубающий всякую надежду.
Я помню, что после этого погрузился в еще большую депрессию. Не хотелось ничего. Никакими словами я не могу описать глубину той безысходности и отчаяния, в которых тогда находился.
Я испытывал боль каждый раз, когда видел её с кем-то. Когда она проходила мимо и не здоровалась, когда она, бывало, садилась рядом, и брезговала со мною даже заговорить, а если я пытался втянуть её в разговор, она отмахивалась от меня односложными, ничего не значащими, фразами.
А я всё не останавливался. Всё так же смотрел на неё, прожигая своим тяжелым пронзительным взглядом. Всё надеялся. На что, спрашивается? Что произойдет чудо, она одумается и побежит ко мне с распростёртыми объятиями? Я писал ей грустные письма. Она их читала, но никогда не отвечала. Так и продолжала упорно молчать. Никакой реакции. Я мог лишь догадываться, что она обо мне думает.
Не знаю, почему я всё не сдавался. Зачем понапрасну тратил свои нервы и жизненные силы. Если б человеку было не плевать на меня, он бы уже давным-давно как-то отреагировал, хоть одно доброе слово сказал в ответ. А я всё оправдывал её: может, она стесняется, может, боится, может, просто долго думает и никак не может решить, что ей предпринять. Да что угодно, лишь бы не признавать, что я человеку НЕ НУЖЕН! Ни как друг, ни как парень, ни как кто, вообще! Никак!
Примерно через пару месяцев терпение Влады, наконец, лопнуло. Как-то раз после работы она отвела меня в сторону и сказала:
– Можно тебя попросить прекратить это.
Мы оба прекрасно понимали, о чём она говорит.
– Но почему?
– Просто прекрати это, ладно? Понимаешь, мне некомфортно. Я хотела написать тебе, но подумала, что будет лучше, если я всё скажу в глаза.
В тот момент я так ясно ощущал, что стою на краю очередного обрыва. Нет, уже лечу вниз, в неизвестность. Я смотрел на девушку и не мог ею налюбоваться. Вот она. Так близко. Стояла в полуметре от меня, окидывая меня недобрым подозрительным взглядом. Она, как всегда, куда-то спешила, и хотела как можно скорее разобраться и закончить этот разговор.
– Хорошо, – ответил я. – Скажи хоть причину.
Я пытался оставаться доброжелательным. Даже улыбался, но понятное дело, что её слова просто разрывали мою душу на части.
– Ну… Просто нет, понимаешь?
Она что-то мялась, и никак не могла чётко сформулировать свою мысль. Боялась показаться бестактной или обидеть? Куда уж ещё больше?
