Теперь я успокоился. Теперь можно было не париться насчёт любви, зная, что полюбить снова мне уже точно не удастся.
3
Прошло два года с того момента, как исчезла любовь, четыре – с тех пор, как я посмотрел в глаза Влады. Я знал, где она живёт, знал название улицы, даже знал, в каком доме находилась её квартира. Понял это по фотографиям, которые она выкладывала в соцсетях на своей странице. На них был прекрасный вид из окна на реку. Вдали, на левом берегу, укрытый бирюзовой дымкой, раскинулся город, вернее, вторая его часть. Широкая полноводная река, лениво несущая свои воды на юго-восток, делила его пополам практически поровну. Я любил бродить по набережной, смотреть на белоснежные теплоходы, медленные баржи, разрезающие блёкло-синюю гладь воды. Но я жил далеко от реки, а вот Владислава могла каждый день любоваться открывающимся пейзажем. Ещё её фотографии захватывали окружающие дома, и я долго-долго искал похожее место в городе, пока не нашёл. Правда, название улицы я случайно узнал от одной своей коллеги, ну а вот дом уже угадал по фото. Но я не решался хотя бы ступить на эту улицу. Боялся, что вдруг встречу Владу там и вызову лишь волну раздражения к себе, доставлю ей неудобства. Однако, в конце концов, я всё-таки там оказался. По работе. Наше издательство начало сотрудничать с новой типографией, открывшейся как раз на той улице, где жила Влада. Их главный офис, который мне требовалось посетить, находился через остановку от её дома. Не буду вдаваться в подробности, скажу лишь, что тогда моё присутствие было необходимо, и я не мог послать вместо себя кого-то другого.
После той поездки я был ни жив, ни мёртв. Я просто обессилено рухнул на лавочку, напротив большого храма, находившегося по пути к моему дому, и долго сидел там, ожидая непонятно чего. Я чувствовал себя конченым психом, чокнутым параноиком. Зачем, спрашивается, я всё ещё надеялся непонятно на что? Ведь знал же, что нет. Её железное «нет» до сих пор звучало в моей душе.
С тех пор, как Влада ушла, мы так и не виделись. И почти каждый раз идя по улице и видя девушку, хоть как-то похожую на неё, я непременно оборачивался, подсознательно надеясь встретить её в этом огромном городе. Ну, встречу, что дальше? Что я скажу? Думаю, она даже не даст мне такой возможности. Сделает вид, будто мы не знакомы и равнодушно пройдёт мимо.
Нет, я ни на что больше не надеялся. Мне стало всё равно, что со мной будет. Да, я жил, работал, обеспечивал себя, собирал деньги непонятно для чего, но больше ничто на свете не приносило мне радости и удовлетворения. Я стал равнодушен ко всему. Мне уже было неважно, сколько и как я проживу. Я никого не впускал в свою жизнь, потому что никто, кроме Влады, не был мне нужен.
После апокалипсиса для меня не изменилось ничего. Я ведь и до него, практически не жил. Так, чувствовал себя живым трупом в красивой обёртке. Уже не счесть, сколько раз я пытался воззвать к собственному разуму. Я понимал, что такой образ жизни заведёт меня в тупик, но сделать с собой ничего не мог. Да и нужно ли было что-то делать? Я давно понял, что никогда не стану счастливым. Наверное, эгоистично и малодушно так рассуждать. Я был молод, здоров, обеспечен. Живи – не хочу. А я не хотел, и жизнь стала мне не в радость. Ладно, дотяни уже как-нибудь до тридцатника, а там уж как-нибудь перебьёшься. Или до сороковника, а там, глядишь, исцелишься. А может, я не хотел исцеляться? Может, я хотел сберечь эту недосягаемую любовь в сердце? Любовь? Подождите! Ведь она исчезла!
