Кларк ничуть не изменился с тех пор, когда я видела его в последний раз. Только чуть-чуть загорел.
Впрочем, такие, как он, вообще не меняются. Он – метачеловек, ему больше двухсот лет, и в своем нынешнем облике, как я полагаю, он застыл примерно сто пятьдесят лет назад.
И с тех пор выглядит одинаково. Меняются только прическа, длина бороды и фасоны одежды.
– Ушел из полиции, – сказал он. – Теперь на вольных хлебах. Цвету и пахну, как видишь.
– Наемник?
– Король наемников, – ухмыльнулся он.
– За тобой не следили?
– Доверься моему профессионализму, Боб, – сказал он. – Кроме того, у меня есть информация, что ТАКС прекратило активные поиски.
– С чего бы это?
– Они все еще не знают, что с тобой делать, если найдут.
– Два года они знали, что делать.
– Опасаются, что этот подход больше не сработает.
– Могут на этот раз вообще мне руку отпилить, – сказала я.
Это им ни черта не поможет, но вполне возможно, что они этого не знают.
Кларк потупился.
– Я ничего не мог поделать, Боб.
– Я понимаю, – сказала я. – Никаких обид, Джон.
Его однажды уже убили из-за меня, так что я считала, что свой дружеский долг, как и долг коллеги, он выполнил на все сто. Нельзя требовать от человека, чтобы он в одиночку шел против теневого правительства.
В этой войне нет шансов на победу.
– Все это время я не знал, что с тобой, – сказал он. – После Йеллоу-Парка я долгое время думал, что тебя нет в живых.
– Все так думали.
– Хочешь чего-нибудь выпить? – спросил он.
– Нет, – сказала я. – Уже поздно, мне завтра на работу. Давай просто посидим немного, ты расскажешь мне, зачем приехал, а потом я пойду.
– Ты не ходила к врачу?
– По поводу чего? – уточнила я.
– По поводу руки.
– Ходила. Врач сказал, что ничего нельзя сделать. Что как раньше уже не будет. Что единственный способ вернуть хоть какую-то часть былого функционала – это ампутировать руку и поставить вместо нее бионический протез. А дальше была сорокаминутная лекция о том, какие замечательные сейчас протезы и как они возвращают утраченные, казалось бы, навсегда возможности. Вероятно, я бы даже смогла продолжить играть на скрипке. Ну, если бы я играла на скрипке до этого.
– И что ты ему сказала?
– А как ты думаешь? Ампутация стоит копейки, зато за сам протез они просят стоимость крыла от «аэробуса», – сказала я. – Кроме того, я привыкла к этой руке, знаешь ли.
– Если проблема только в деньгах…
– Нет, – сказала я. – Проблема не только в деньгах. Ты меня вообще слушаешь, Джон?
– Прости.
– Проехали.
Он глотнул виски.
– А ты не думаешь, что надо поставить Профа в известность?
– Во-первых, – сказала я ледяным тоном. – У меня нет канала связи с Реджи, и я понятия не имею, как поставить его в известность, даже если бы я захотела бы это сделать. Во-вторых, вполне вероятно, что это не его ребенок. В-третьих, если ты сейчас спросишь меня, а чей он тогда, я скажу тебе, что это не твое собачье дело, Джон, встану и просто уйду отсюда. И никогда не узнаю, что ты еще хотел мне сказать.
– Не собирался ничего такого спрашивать, – сказал он. – Прости, Боб. Как-то у нас беседа не клеится.
– Слишком много времени прошло, наверное.
– Я приехал, чтобы помочь.
– Угу, – сказала я. – Прости и ты меня, Джон, и последнее, что я хочу сейчас делать, это предъявлять какие-то претензии или выяснять отношения, но помощь мне была нужна два года назад. Полтора года назад. Может быть, год назад. Пару месяцев назад я бы тоже не отказалась от помощи. А теперь я уже и сама справлюсь.
